К письму прилагалась газетная вырезка. Упуская особо страшные подробности, Павел зачитал ее вслух:
«…В ночь на 15 июня г. в Петербурге в гостинице «Гранд» произошел взрыв. В результате чего в здании выбиты стекла в тридцати номерах. Тротуар и прилегающая к нему проезжая часть завалена досками, кусками мебели и различными вещами. В соседних домах также имеются разрушения.
Что касается погибшего, известного промышленника и благотворителя Егорушева, то его труп, обезображенный донельзя, был обнаружен там, где находились комод и шкаф, на груде обломков кирпича…голова обращена к окнам, откинута назад…грудная полость открыта, в правой половине ничего нет. сохранились части плечевого пояса с прилегающими мышцами, а так же рук без кистей и части предплечья…»
— Прекрати! — страшный перечень оборвал крик Ольги. Губы у нее тряслись как в лихорадке. — Прекрати этот ужас!
Павел скомкал в сердцах листок, швырнул в угол:
— Пропади оно пропадом!
– Суки!! — выдавила хрипло Надин. — Мало им денег, все не нажрутся. Суки, грязные мерзкие суки, убийцы.
— Я знала этих женщин, — сказала Надин позднее, когда Ольга немного успокоилась. — Они — шлюхи и вымогательницы. Их специальность — вытягивать деньги из богачей. Светка Румянцева работает на эсдеков, Нинка Вакар — на эсеров. Егорушевых они давно «пасут», года три или четыре.
— Что ты такое говоришь?!
— То, что слышишь. — Момент для лекции выдался неподходящий. Жалея умного, честного, доброго человека, ставшего игрушкой в руках ушлых политических проходимцев, Надин готова была плакать. Егорушев творил благо для людей и являлся социалистом, куда большим, чем те, кто, проповедуя бескорыстие, грабил страховые конторы и швырял бомбы в царских чиновников. — В окружении крупных промышленников почти всегда есть кто-то из специально подосланных людишек. Как бы иначе эсдеки или эсеры, или другие партии добывали деньги на революцию? Большая борьба стоит больших денег, их надо где-то брать. Румянцева и Вакар именно этим и занимаются.
Других откровений о нравах, царящих в революционной среде, Ольга не дождалась. Судя по заплаканным глазам, и растерянному лицу вполне хватило того, что она услышала от тетки. И вскоре узнала из столичных «Ведомостей».
«Ура! Мечта моя свершилась. Отныне я — террорист, — с первых строк интриговал читателя автор. — Однако ни стрелять из револьвера, ни бросать бомбы я не намерен. Я — журналист, репортер, и цель моего предприятия — полнее и ярче показать мир загадочных людей, состоящих в таинственной Боевой Организации. Отныне, народ будет знать своих героев, хотят они того или нет.
Вы, господа террористы наверняка, станете искать меня. Думать, кто я: женщина? мужчина? Нет, господа! Я — правда! Правда, которая всегда выплывает наружу. Которую невозможно утаить. Которая побеждает, не взирая ни на что. Посему не тратьте попусту время и силы. Найти меня невозможно. Я везде и повсюду».
После вступления шел заголовок: «Барышни-террористки» и сам текст, читать который без содрогания было невозможно. Истории женских судеб поражали своим трагизмом. Однако Петру удалось избежать и обвинительного пафоса, и сентиментальной слезливости. Он был ироничен и от имени своих героинь почти смеялся над наивностью и доверчивостью провинциальных барышень, дарившим ловким проходимцам девственность, сердце и ключи от шкатулок с семейными драгоценностями.
В финале Травкин превзошел самого себя. Он писал:
«…Что бы, не утверждали террористки о преданности делу и о правильности выбранного пути, одно остается неизменным. Не они выбрали террор, террор выбрал их. Обманным путем девушки были вовлечены в борьбу, обманом удержаны, стало быть, обману и служат. Но не мое дело судить кто прав, кто и виноват. Однако, если методы лживы, могут ли цели быть святы?! Впрочем, поживем — увидим. Продолжение следует».
«Ведомости» с выставленной на показ статьей о барышнях-террористках, Надин оставила на полке буфета. К вечеру газета исчезла. К завтраку Ольга не вышла, сослалась на мигрень. За обедом сидела хмурая и задумчивая, наверное, сопоставляла информацию с собственным жизненным опытом.
Надин про себя тихо молилась: «Господи, дай ей силы, дай ей ума, вразуми мою девочку, пусть она поймет все правильно, пусть остановится пока не поздно».
Увы, в среду племянница отправилась на очередное занятие, откуда вернулась веселая, довольная, без тени сомнений, которые до того аршинными буквами были написанных на ее лице. Перед сном Надин заглянула в спальню к Оле, пожелать спокойной ночи. По обыкновению девчонка крутилась перед зеркалом, с привычным восхищением разглядывая свое отражение.
Читать дальше