Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

Стараясь не паниковать, Надин, стояла в коридоре вагона, смотрела пустыми глазами в тьму за окном, отгоняла страшные мысли. Сбежать Ольга не могла, поезд двигался без остановок. Прыгать на ходу? На такую глупость, хотелось верить, девочка не способна.

— Не волнуйтесь, Надежда Антоновна, она вернется, — В голосе Пети звучало сожаление.

Грохнула железная дверь, соединяющая вагоны, в сумрачном тамбуре показались два силуэта. Мужчина, высокий, широкоплечий, привлек к себе тонкую женскую фигуру, прижал к груди, запрокинув голову, впился в губы.

Поглощенные друг другом, Оля и Снегирев не заметили присутствия посторонних. Не обратили внимания на удивленную Надин и смущенного Травкина. Последний, правда, быстро ретировался в свое купе.

Надин не отрывая взгляда, наблюдала, как московский адвокат шарил по Олиной спине большими ладонями. Впрочем, назвать спиной эти места можно было весьма условно. Да и «шарить» было не совсем то слово, которым определялись действия Валерия Николаевича. Стиснув, что есть силы, круглый Ольгин задок, он прижимал ее живот к своим, без сомнения возбужденным чреслам и потихоньку комкал длинную юбку.

Прощание понемногу превращалось в любовную прелюдию. Пора было вмешаться.

— Оля, — позвала Надин и сделала шаг по направлению к тамбуру. — Я с ума схожу. Разве можно так?! И вам, Валерий Николаевич, должно быть стыдно.

Снегирев стремительно покраснел и отпустил Ольгу. Та юркнула за широкую спину и из укрытия нагло заявила:

— Мне все можно… теперь.

— Что значит теперь? — взвилась Надин.

Снегирев смущенно объявил:

— Простите, Надежда Антоновна, но Оленька — моя супруга. Мы вчера обвенчались.

— Тайно? О, Господи? — Надин представила, реакцию Павла и ужаснулась.

— Так получилось, — промяукала Оля.

— Я понимаю, что поступил не правильно, но обстоятельства оказались сильнее меня, — адвокат начал оправдываться.

Обстоятельства, победившие Снегирева, торопливо застегивали перламутровые пуговки на лифе платья.

— Я понимаю, Павел Павлович вправе сердиться на нас. Он вправе лишить Оленьку наследства. Меня это не останавливает.

— Меня тоже, — не преминула вставить «пять копеек» племянница.

— Моя семья ни в чем, ни будет нуждаться. Я сумею обеспечить Ольгу, можете не беспокоиться.

— Что ж теперь беспокоиться, — Надин устало побрела по коридору. Услышала за спиной торопливый перестук Ольгиных каблучков.

— Не сердись на меня, — девчонка была само благодушие. — Зато я больше не думаю о терроре. Как ты и хотела.

Паша, узнав новости, только покачал головой. Он тоже устал от потрясений.

— Прошу ко мне, — отстранив дочь, норовившую проскочить вслед за Снегиревым в кабинет, Матвеев закрыл дверь. Оля прильнула ухом к дубовому полотну.

— Ничего не слышно, — растерянный взгляд призывал тетку в сообщницы.

Надин, не отвечая, отправилась в свою комнату.

«Паша хоть вздохнет свободно. Олька затравила его совсем. Он уже боится оставаться с ней один на один», — вились в голове злые мысли. При всей любви к племяннице, терпеть глупые выходки было уже невыносимо.

Недолгий отдых прервало появление мужа:

— Он сказал, что ты написала ему письмо, с предложением приехать и продолжить отношения с Ольгой. Это правда?

— Да, — пришлось сознаться.

— Он сразу сорвался из Москвы, снял квартиру по соседству с особняком Люборецкого и тайно встречался с Ольгой каждый день.

— Я хотела отвлечь ее от террора.

— Тебе это удалось. Она, беременна.

Не одно, так другое! Тяжкий вздох Надин слился с не менее тяжким вздохом Матвеева.

— Я, наверное, тоже.

— Что ты тоже? Ты тоже встречалась с адвокатом? — Супруг не забывал о ревности, невзирая на свалившиеся новости.

Надин прильнула к Павлу, обхватила за крепкую шею, пожаловалась:

— Наверное, я тоже беременна. Меня тошнит и постоянно хочется спать. Задержка пока совсем маленькая, но грудь набухла. Пока рано радоваться, надо подождать.

Ждать не пришлось. Через час ситуация разъяснилась. Надин легла в, приготовленную горничной, ванну, закрыла в изнеможении глаза и то ли задремала, то ли размечталась. Мысли уплыли в туманную рябь, тело укутала теплая нега, на душе, впервые за долгое время, воцарился покой.

«Господи, как хорошо… — вырываясь из пут беспамятства, Надин открыла глаза. Вода в ванне была красной. — Господи, какой ужас…» — Она вскочила, с отвращением уставилась на струящуюся по ногам кровь. Внизу живота пульсировала боль, выталкивая с каждым толчком потоки красной влаги и беловатых слизистых ошметков.