— Затрудняюсь ответить на такой вопрос, — сказал Холмин. — Ни к какому церковному течению я, собственно, не принадлежу.
— А в Бога веруете?
— Верую.
— Ну, Господь простит.
— Простит? Что? — не без удивления спросил репортер.
Старец вздохнул.
— Всякий верующий считает правильной только свою веру. Так и мы, грешные… Но в чем состоит ваше дело ко мне?
— Дело, видите ли, вот в чем. Приехал я сегодня утром сюда из города вместе с товарищем. Мы заготовляем перо и пух. И случилась с нами здесь большая неприятность. Мой товарищ убил сельского гармониста Пашку.
По улыбающемуся лицу старца скользнула тень удивления и с его губ невольно сорвалось;
— Не мог он убить…
— Почему вы так думаете? — быстро спросил Холмин.
— Потому, — старец запнулся и закончил фразу вопросом:
— Зачем городскому человеку убивать сельского парня?
Репортер пожал плечами.
— Не знаю.
— Но вы говорите, что ваш товарищ… убил. Вы видели это?
— Нет. Дело было так. Я и мой товарищ вышли вместе из столовой Дома колхозника и возле его крыльца обнаружили труп зарезанного гармониста.
— Но вы утверждаете, что убил ваш товарищ.
«Да он, кажется, пытается меня допрашивать», — подумал Холмин и сказал:
— Это не я утверждаю, а участковый милиционер, который нас арестовал. После допроса он меня выпустил, а мой товарищ им задержан.
На лице старца явственно проступило чувство облегчения и он снова заулыбался.
— Теперь я понимаю. Неприятность у вас большая, но не падайте духом. Власти во всем разберутся. Господу Богу молитесь.
— Федор Матвеевич! Как же духом не падать? — жалобным тоном заговорил Холмин. — Власти могут разбираться и месяц и два, а дело у нас будет стоять. Меня мое начальство за это по головке не погладит. Нас специально прикрепили к этому селу по заготовкам пуха и пера, а здесь такое творится…
— Что творится?
— Какие-то бродячие мертвецы людей до смерти пугают. Разве вы не слышали об этом?
— Слыхал. Болтают люди.
— Очень много болтают, Федор Матвеевич. Вот, например…
И, глядя ему прямо в глаза, Холмин произнес слова, услышанные им и Дохватовым в доме сумасшедших:
— «Молодой месяц взойдет на небе. И встанут из гробов мертвецы. И скажут: „Идите!“ А кто не пойдет — да будет проклят. И помрет лютою смертью. И сгорит в геене огненной».
Старец вскочил с лавки и в волнении зашагал по комнате. Холмин с жадным интересом наблюдал за ним. Старец вдруг резко остановился и, повернувшись к нему, спросил в упор:
— Откуда вы это знаете?
— От людей, — спокойно ответил репортер.
— Какие люди вам это говорили? Где? Тут? в нашем селе?
— Да. В Доме колхозника.
— Не слушайте болтунов, — средито бросил старец.
Его лицо, за несколько минут до этого приветливое и улыбавшееся, теперь было нахмуренным, озабоченным и злым. Он снова заходил по комнате, опустив голову и о чем-то раздумывая.
— Кто мог придумать такую бессмыслицу? — спросил Холмин.
Старец не понял его вопроса.
— Какую?
— О молодом месяце и мертвецах.
Не оборачиваясь к нему, старец объяснил неохотно и скупо:
— Это не бессмыслица, а старинное пророчество. Его произнес протопоп Аввакум, но когда и по какому поводу — нам неизвестно, До нас это не дошло, затерялось в веках.
— Вот как? Интересно, — заметил репортер.
Походив по комнате, старец сел на лавку у стены. По его лицу, опять расплывшемуся в медовой улыбке, было видно, что он обдумал и принял какое-то решение. Погладив Холмина ласковым взглядом, он сказал:
— Дело ваше, молодой человек, вы мне объяснили. Но что же вы от меня хотите?
— Я надеялся и надеюсь, что вы сможете мне помочь, — ответил Холмин.
— Помочь? Как и чем?
— После этого несчастного случая с гармонистом дубовичане на меня будут смотреть, как на чорта. В результате мои заготовки пуха и пера могут сорваться. А это задание — государственное. У вас в селе много староверов. Вот если бы вы им… посоветовали…
— Что?
— Сдавать мне пух и перо. Ведь вы не против того, чтобы помочь советской власти?
— Несть власти, аще не от Бога. Так сказано в Священном Писании, — наставительно прогудел старец.
— Следовательно и советская власть от Бога? — спросил репортер.
— От Бога.
— А колхоз?
— От Бога.
— Вот и отлично. Значит, вы мне поможете?
Старец пересел на лавку к Холмину, легонько хлопнул его по колену своей волосатой толстопалой рукой и, поглаживая глазами, пообещал мягко и ласково:
Читать дальше