Лора Роулэнд - Татуировка наложницы

Канцлер Янагисава лег на матрас. Руки Ситисабуро поглаживали ему шею и спину, успокаивая уставшие мышцы и возбуждая. Хотя соблазн перевернуться на спину и прижать юношу к себе был велик, Янагисава не поддался порыву. Сначала нужно обсудить дело.

— Для меня большая честь прикасаться к вам. — Пальцы мяли, ласкали, пощипывали. Ситисабуро зашептал в ухо Янагисаве: — Если вас нет рядом, я мечтаю о времени, когда мы снова будем вместе.

Янагисава понимал, что тот всего лишь играет, но это совершенно не волновало канцлера. Чудесно, что есть человек, уважающий его и готовый все сделать ради его удовольствия!

— Ночами я мечтаю о вас, и… и я должен доверить вам маленький секрет. — Голос Ситисабуро убедительно задрожал. — Порой я так хочу вас, что начинаю ласкать сам себя, воображая, что это вы прикасаетесь ко мне. Надеюсь, вы не обижаетесь?

— Вовсе нет, — хохотнул Янагисава. Актеришка, несмотря на все свои таланты и происхождение, простолюдин, никто. Он слаб, наивен, трогателен. Кто-нибудь другой мог бы счесть его слова оскорблением. А Янагисава наслаждался ситуацией, дополнительно подтверждающей, что он больше не беспомощная жертва, а всесильный манипулятор людьми. Вместо друзей у него прислужники. Он женат на богатой женщине, связанной с кланом Токугавы, но держит дистанцию с ней и их пятилетней дочерью, для которой уже начал подбирать политически выгодную партию. Ему наплевать, что кто-то может презирать его, до тех пор пока тот выполняет его приказы. Притворство Ситисабуро возбуждало Янагисаву, власть — это самое мощное любовное зелье.

Канцлер неохотно отложил минуту наслаждения.

— Мне нужна твоя помощь в очень важном деле, Ситисабуро, — сказал он, садясь на матрасе.

Глаза молодого актера вспыхнули радостью, и Янагисава почти поверил, что тот и в самом деле польщен этой просьбой, в действительности бывшей приказом.

— Господин, я сделаю для вас все.

— Это дело чрезвычайно секретное, и ты должен обещать, что никому о нем не расскажешь, — предупредил Янагисава.

— О, я обещаю, обещаю! — Юноша светился искренностью. — Вы можете мне довериться. Просто подождите и увидите. Доставлять вам удовольствие для меня самое главное.

Однако Янагисава понимал, что не преданность, а боязнь наказания заставляет Ситисабуро пресмыкаться. Ведь если актер ослушается, то будет лишен положения звезды в придворном театре Токугавы, изгнан из замка и приговорен к работе в грязном придорожном борделе. Канцлер улыбнулся. «Все будут подчиняться моим приказам и страшиться моего гнева…»

Придвинувшись, канцлер зашептал Ситисабуро. Вдыхая свежий юношеский аромат, исходивший от его кожи, Янагисава почувствовал, как набухает плоть под набедренной повязкой. Он закончил с распоряжениями и провел языком по изящному изгибу уха Ситисабуро. Актер хихикнул и повернулся к Янагисаве с выражением радостного восхищения.

— Какой ум вы продемонстрировали, придумав столь великолепный план! Я сделаю все так, как вы сказали. И когда мы выполним задуманное, сёсакан Сано больше никогда не потревожит вас.

За занавесью послышался шум крыльев. Канцлер Янагисава порывисто схватил лук, наложил стрелу на тетиву и прицелился, всматриваясь в кобальтовое небо, в черную резную границу листвы. На фоне светящегося серебром диска луны мелькнула темная тень. Янагисава выстрелил в невидимую цель. Резкий, скрипучий крик пронзил вечернюю тишину. На поляну камнем упал филин, из груди птицы торчала стрела. Его собственная добыча — крошечный слепой крот — все еще трепыхалась в острых когтях.

Ситисабуро восторженно захлопал в ладоши.

— Идеальный выстрел, господин!

Канцлер Янагисава рассмеялся.

— Атаковав одного, я получил и другого. — Символика была столь же понятной, как и цель — выстрел является благоприятным предзнаменованием для его замысла. Радость разогрела страсть. Бросив лук, он протянул руки к Ситисабуро. — Довольно дел. Иди ко мне.

В глазах актера добросовестно отразилось желание Янагисавы.

— Да, господин.

Под неслышным дыханием ветра шумел лес, луна заливала все мертвенным светом. На шелковом занавесе палатки две тени слились воедино.

Когда Сано подъехал к своему особняку после долгого, утомительного пути из тюрьмы Эдо, Хирата вышел к воротам его встречать.

— Мать сёгуна согласилась побеседовать с нами перед вечерней молитвой. Отосиёри — главная дворцовая чиновница — ответит на наши вопросы, но вскоре она отправляется в ночной обход по Большим Внутренним Покоям.