Филипп Ванденберг - Беглая монахиня

Он взглянул сбоку на князя-епископа, чтобы понять, узнаёт ли тот благородных мужчин, двумя рядами по четверо проходивших как раз под ними.

— Ведь это же… — промямлил Альбрехт, — это же…

— Эразм Роттердамский.

— А бородатый рядом с ним?

— К сожалению, этого я не знаю. А вот тот, который дальше, кажется мне знакомым.

— Это Николай Коперник, астроном, выступающий на прусских ландтагах как депутат от Вармии. Я его знаю, — заметил курфюрст с гордостью, смешанной с презрением. — И если не ошибаюсь, то мужчина с редкими волосами и с папским жеманством возле него — фаворит клана Медичи, Никколо Макиавелли. Кирхнер, ущипни меня за бок…

— Господа во втором ряду — это Агриппа из Неттесгейма, исцелитель-чудотворец Парацельс, прорицатель Нострадамус, а четвертого вы наверняка знаете лучше, чем я!

— Грюневальд, художник Матиас Грюневальд, нищий, которого я десять лет вскармливал на своей груди, которому заказал три алтарные иконы для Майнцского собора и который втерся ко мне в доверие, вызвавшись написать мой портрет выше человеческого роста в образе святого Эразма, избавляющего от болей в животе. Я все же выслал его из города, а он снова здесь! Грюневальд должен еще сегодня покинуть город. Скажи ему об этом. Я не желаю его больше никогда видеть!

Приват-секретарь внимательно посмотрел на кардинала.

— А что, если художник Грюневальд — один из Девяти Незримых?

— Этот-то?

— Вспомните о канатоходце, ваша курфюрстшеская милость! От циркача этого еще меньше можно было ожидать.

— Спокойно, Кирхнер, спокойно! Пока еще нет никаких доказательств для твоих утверждений. Может, мы себе бог знает что напридумывали, а досточтимые господа там внизу собрались на научный симпозиум и дискутируют о траектории светил или о том, что Земля не диск, не шар, а миска.

Секретарь поморщился:

— И досточтимые господа не нашли более интересного занятия, кроме как принять участие в похоронной процессии какого-то канатоходца?

— Тут ты абсолютно прав, — согласился Альбрехт. — Единственный, кто мог бы пролить нам свет, — это жена канатоходца, а она, по-видимому, ночью растворилась в воздухе.

— В это я готов поверить, — вздохнул секретарь. — Я опросил всех привратников, не покидала ли город хотя бы одна женщина, но в ответ мне лишь мотали головой или пожимали плечами.

— Но циркачи, они-то должны знать, куда подевалась эта Магдалена! — Стоя под прикрытием колонны в проходе, князь-епископ внимательно наблюдал за происходящим внизу. Неожиданно оттуда донеслись свист, неодобрительные крики и грязные ругательства. Испугавшись, что толпа обнаружила его на восточных хорах собора, Альбрехт отпрянул и испуганно уставился на Кирхнера.

Тот показал вниз, на доминиканцев-инквизиторов, примкнувших к траурной процессии. Они были в черно-белом одеянии и фиолетовых перчатках, что являлось символом их карающей власти. И хотя они время от времени предоставляли народу их излюбленные зрелища, сжигая мужчин и женщин на кострах, их крайне не любили.

— Циркачей надо допросить, пригрозив инквизицией, и выяснить место пребывания жены канатоходца, — прошипел курфюрст, — тогда уж они выдадут всю правду. Точно тебе говорю, Кирхнер, эта баба всех нас дурачит. По красноречию Магдалена не уступает соборному проповеднику. По-видимому, она знает латынь и демонстрирует чувство собственного достоинства, поэтому способна запугать даже такого стойкого мужчину, как я. Если бы не ее серебристый голосок, шелковистая кожа и груди, как у куртизанки империи, сводившей с ума вселенский собор в Констанце, можно было бы подумать, что это дьявол в женском обличии.

На лице Кирхнера был написан ужас, однако по своему обыкновению он покорно кивнул.

— Если позволите спросить, — обстоятельно начал он, — откуда вам вообще известно о Девяти Незримых? Я имею в виду то, что следует уже из названия, — они ведь невидимы, значит, их нельзя увидеть… Откуда же известно, что они вообще существуют?..

Князь-епископ сделал вид, что негодует.

— Кирхнер, какой же ты трусливый! Существует много чего, что нельзя увидеть. Воздух, которым ты дышишь, ты ведь не видишь, однако же не сомневаешься, что он есть.

— В этом, безусловно, есть своя логика. Однако удалось ли доказать принадлежность хотя бы одного Незримого к досточтимому кругу? Признался ли хотя бы один из Незримых в этом?

Альбрехт Бранденбургский отрицательно покачал головой:

— Сие мне неизвестно. Но некоторые оставили подтверждения, не допускающие сомнений в их причастности к тайным познаниям. Граф Альберт фон Больштедт [9] Альберт Великий или Св. Альберт, Альберт Кельнский, Альберт фон Больштедт (лат. Albertus Magnus, около 1200–15 ноября 1280) — философ, теолог, ученый. Видный представитель средневековой схоластики. , величайший ученый нашего тысячелетия, обладал такими знаниями, что был почтительно именован Альбертусом Магнусом. Ни один человек на этой земле не в состоянии за одну жизнь освоить такой объем знаний, пусть даже ему было отпущено восемьдесят лет. Откуда этот граф из швабской провинции черпал свои знания о египетских, арабских и еврейских науках, которым не обучали ни в одном европейском университете или монастырской школе? Этому есть лишь одно объяснение: Великий Альбертус имел доступ к тайным источникам знаний.