Сергей ГОРОДНИКОВ - ЛЕЙБ-ГВАРДЕЕЦ

Снаружи кто-то неуверенно спустился по выдолбленным в земле ступеням, затем загремел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась, и в сумерках показалась фигура пьяного унтер-офицера.

– Господа офицеры? К начальству! – гаркнул он дурашливо. Никто не отозвался, не пошевелился. Это его разозлило. – Переодеваемся? Да? Живо! Не на бал!

Пригибаясь, из темноты перед ним неожиданно появился Шуйцев. Унтер-офицер резко выпрямился, гулко стукнулся о бревно затылком.

– Зараза! – прорычал он, трогая под шапкой голову.

И в раздражении пнул дверь, отступил, выпуская наказанных.

В просторной комнате, к которой их привели и куда они были впущены, где у дверей остановились, всё ещё держался густой запах сосновых бревен недавно собранного сруба, играла веселая парижская музыка: на тумбочке в углу темнел патефон с прокручиваемой пластинкой. Большой стол у окна буквально ломился от вин и еды. Но на накрытых медвежьими шкурами лавках за столом сидели лишь трое. Первым глянул на них умными карими глазами подтянутый, со вкусом и дорого одетый купец Ражин, имеющий в строительстве дороги свой подряд, – проседь на висках у него серебрилась, украшала красивую стрижку, и он будто только что приехал из столицы. Рядом с ним жевала конфетку круглолицая блондинка лет двадцати четырех – двадцати пяти, поведение которой говорило о хорошем воспитании, – она с оживлением обернулась и не скрывала, что вошедшие мужчины ей заранее интересны и привлекательны. Напротив купца хмуро ковырял вилкой в пустой тарелке начальник каторги, рыжий, в здоровье полнеющий мужчина средних лет, правда, теперь какой-то помятый в сравнении со своими гостями.

– Угораздило же вас связаться с этим разбойником... – улыбаясь, проговорил Ражин, точно обращался не к каторжникам, а к своим знакомым. – Грабить банки с отягчающими обстоятельствами, проще – убийствами, знаете ли, господа? – Купец мотнул головой. – И он, как кавказец, очень мстителен. Его и начальство-то, побаивается. – Ражин кивнул на начальника каторги. – И я бы не рискнул. А не робкого десятка. – Проговаривая это, Ражин как бы изучал их, подталкивал к чему-то. – Он теперь обязан сжить вас со света. Иначе, в своём понимании, авторитет у своих потеряет. Прошу, – широким жестом он пригласил их к столу.

Они не заставили себя упрашивать.

Хорошие вина, приличная и разнообразная еда быстро сближают тех, кто привычен к этому, и через час былая светскость вернулась к Истоватову. Купца, казалось, мало заботило, что он нравился девушке и они явно увлеклись разговором около патефона, к которому отошли выбрать подходящую пластинку.

– ... В шестнадцать лет убежала из дому, представляешь? – Наташа смотрела прямо в глаза Истоватову. – Отец... Он полковник. Совершенно не считался, что я девушка, женщина. Воспитывал, как в солдаты готовил.

– Так... где ж ты жила? Когда убежала? – удивился собственному волнению Истоватов.

– А-а. Он на мне жениться хотел. Три месяца, все лето жили на море. Он пьяницей оказался...

Ражин между тем за столом наклонился к Шуйцеву.

– Мне на дальние зимовья, на Камчатке, хорошие охотники нужны. Я узнал, вы оба из таких.

– От кого ж… узнали?

– Вам это важно?– уклонился Ражин от ответа. – В вашем-то положении?

Он перехватил быстрый взгляд Шуйцева на начальника каторги, который смотрел перед собою во вновь наполненную тарелку и сосредоточенно жевал кусок вяленой красной рыбы. Ражин едва заметно улыбнулся.

– Ворон ворону глаз не выклюет, – сказал он. – Кто ж всерьез станет искать дворянина и аристократа? – Он вынул из внутреннего кармана чековую книжку, за ней паркеровскую ручку, оголил золотое перо. Сделав в книжке запись, оторвал листок. – Это покроет твои долги? – спросил он начальника каторги, положив листок перед его глазами.

Тот не сразу прекратил жевать, пальцами обеих рук вытянул из ушей ватные пробки.

– Уши болят. Я ничего не слышал, не видел, – мрачно сказал он, так и не глянув на Шуйцева; и убрал чек в карман своих казенных брюк.

Ночь лепилась к окнам купе международного вагона. При неярком свете ночника, обхватив колени, Анна с вечера так и сидела на постели. Она вжалась в угол и под отчётливый перестук колес о стыки рельс неподвижно смотрела и смотрела перед собою. Снаружи негромко постучали, и она вздрогнула; будто ей стало холодно, плотнее запахнула на груди японский халатик. Дверь мягко отошла в сторону, в купе из коридора вошел Арбенин. Он был тоже в халате, но в темном, длинном. Присел на край постели, положил ладонь на ее щиколотку.