Бернард НАЙТ - Чаша с ядом

– Это уже приходило мне в голову, – саркастически бросил де Вулф.

– Почему тебя заставляют заниматься кораблекрушениями, да поможет нам святая Мария? – недоуменно спросил корнуоллец.

– Все это часть плана Хьюберта Уолтера для пополнения королевской казны. За последние несколько лет мы недосчитались слишком большой суммы денег, причитающихся королю. Шерифы-мошенники и лорды–правители поместий внесли свой вклад в то, что королевский кошелек нынче отощал.

– И все-таки, почему кораблекрушения?

– Все, что выносит волной на берег королевства, традиционно считается принадлежащим короне.

– Включая королевских рыб – китов и осетров, – вставил всезнайка Томас.

– К черту рыб! Эти воры, деревенские жители, крадут с разбившегося корабля все мало-мальски ценное, все, что должно было пойти в сокровищницы короля. Как я заметил, шериф ни словом не обмолвился об этом, упомянув только трупы, которые не представляют никакой ценности.

– Может, он просто не знал, – рассудительно заметил Гвин.

В этот момент в разрыве между тучами показалась луна, и путники воспользовались представившейся возможностью ускорить движение по тропинке. Здесь, в непосредственной близости от моря, лес был низким и редким, его истрепали и склонили к земле ветры с Ла-Манша, несущие на материк пропитанный солью морской воздух. Через несколько минут они вновь достигли Торра, сквозь незастекленные окна немногих хижин, кое-как загороженные от пронизывающего ветра, наружу пробивался слабый свет.

– Уже слишком поздно, чтобы предпринимать что-либо прямо сейчас, когда так стемнело, – проворчал Джон. – Пора устраиваться на ночлег, а завтра приступим к делу с утра пораньше.

Гвин повел их вдоль двойного ряда лачуг, которые, собственно, и представляли собой деревню, мимо церкви и принадлежавшего ей амбара. В призрачном лунном свете смутно виднелись только очертания больших домов. Напротив амбара приютилась хибара, лишь немногим больше остальных, но с такой же соломенной крышей, поросшей травой и мхом. Дымовой трубы у нее не было, и дым шел прямо из-под карниза.

На стук копыт их лошадей, на порог дома вышел Аэльфрик, деревенский староста. Лошадей поручили заботам его младшего сына, который повел их под навес с тыльной стороны дома, чтобы распрячь, напоить и дать овса. Прибытие королевского чиновника, пусть и незваного, автоматически требовало, чтобы служащие поместья оказали ему гостеприимство, даже если новомодная должность королевского коронера и вызывала у них недоумение.

Староста кое-что слышал о том, что юстициарий Уолтер, как поведал ему дворецкий поместья, от имени короля возродил старинную саксонскую должность коронера. В сентябре Генеральная выездная сессия судейской ассамблеи в Кенте постановила, что в каждом графстве следовало назначить трех рыцарей и секретаря, чтобы они «отправляли судебные дела от имени короны». Если бы он был столь же образован, как Томас, то знал бы, что по-латыни это называлось custos placitorum coronae, от чего и произошло название «коронер». Отправление судебных дел подразумевало регистрацию всех юридических действий, таких, как наложение штрафов, ловля беглых каторжников, расследование внезапных и противоестественных смертей, принятие покаяния ищущих убежища, конфискация имущества повешенных разбойников, а также массу всяческих иных, которые следовало представить на рассмотрение королевских судей, периодически посещавших каждое графство для решения накопившихся юридических вопросов.

Аэльфрик не разбирался в этом. Он был намного старше тех, кого обычно назначали деревенским старостой. Вольный человек, вдовец, он жил вместе с калекой дочерью, которая и вела хозяйство. Двое его сыновей обрабатывали принадлежащий ему небольшой участок земли и нередко нанимались работниками в поместье лорда.

Именно его дочь и принесла отряду коронера бульон и хлеб из муки грубого помола, который они ели, усевшись вокруг очага в центре земляного пола. В комнате совсем не было мебели, если не считать груды папоротника и соломы у стены, покрытой жесткими одеялами, служившими постелью для всего семейства.

– Я-то думал, что староста может позволить себе стол и пару стульев, – пробурчал Гвин, жадно слизывая последние капли супа с покоробленной деревянной миски.

Аэльфрик в очередной раз оставил их одних, якобы под предлогом проверить, как там лошади, а женщина скрылась под навесом, сооруженном с другой стороны дома, – эта часть дома служила ей и кухней, и маслобойней. Дойная корова была привязана в дальнем конце длинной комнаты, за загородкой из прутьев, которая отделяла жилую комнату от хлева, будучи, однако, не в состоянии оградить постояльцев от одуряющего запаха свежего навоза.