Андрей Зарин - Потеря чести. Трагическая история

– А для макао?

– Там я жир мечу и девятки с восьмерками. Те еще легче. Жир, положим, звездочка в уголке, девятка – две, а восьмерка – три!

– И дорого платят?

– Дешевле как за пятьдесят рублей нет. Судите сами, одни карты мне с извозчиком двадцать рублей стоят, а из них много, если три колоды сделаешь. Да забота. В день талию сделаешь, да и будет! А для банка так я по триста рублей беру. Помилуйте! Там каждая карта отмечена. Для такой колоды я по восемь дюжин порчу, а работаю иной раз недели по две! Только теперь мало их спрашивают, – вздохнул он, – делаю из любви больше! Вот, не угодно ли поглядеть! – он подбежал к шкафу – буфету, отпер и распахнул одну дверцу. – Вот мой товар!

В шкафу на трех полках лежали запечатанные в бандероль карты, и под каждой колодой видна была записка.

– Талии и ключ к ним! На всякую игру!

– Химик! – усмехнулся Патмосов. – Ну, теперь помогай мне!

Лицо Аникова приняло выражение деловитой внимательности, отчего сморщилось, словно он собирался чихнуть.

– Видишь, ты мне открыл свою фабрику – поверил! И я тебе поверю.

Патмосов подробно рассказал ему историю Колычева. Аников слушал, кивал и вставлял свои замечания.

– Очень просто. Они ему только подменяли! Свищева знаю и Калиновского! Кто ж Бадейникова не знает!.. Так…

Патмосов окончил и спросил:

– Что же ты думаешь? Как они ему отомстить могут?

– По – всякому, Алексей Романович! К примеру скажем, подложат ему талию, да сами и обличат его. В карман ему могут карты засунуть. Мало ли как! По – моему, ему теперь вовсе карты оставить надо. С огнем играть будет!

Патмосов задумался.

– Я помогу ему!

Аников улыбнулся.

– Простите, Алексей Романович, только вы ему тут не в помощь. Можете вы их накрыть, обличить и прочая. А как вы им помешаете его опорочить, не пойму! Нет, пусть он вовсе бросит дело или помирится с ними!

– Ну, хорошо, – нетерпеливо перебил его Патмосов, – теперь ты мне вот в чем помоги. Сведи меня с этим Свищевым и прочими.

– То есть как это?

– Извести, что я, ну, хоть московский шулер, одесский, что ли, и хочу в их компанию.

– Да ведь вас в лицо знают, кто вы такие!

– Эх! А еще умный, – засмеялся Патмосов, – ты ведь меня знал, а целый вечер за графа Косовского принимал.

Аников тоже засмеялся и махнул рукою.

– И то поглупел! Что же, я это могу. Я письмо напишу, а вы им его передайте.

Он тотчас сел к столу, достал бумагу и взял перо.

– Как вас назвать‑то?

– Яков Павлович Абрамов, крымский помещик!..

– Так и напишем! – и он стал писать, диктуя себе письмо вслух. – «Никаша или Поляк, вот рекомендую вам в компанию дельного человека. Называет себя Яковом Павловичем Абрамовым, имеет деньги и все знает, я с ним двадцать лет назад в Москве работал, а теперь он ко мне заявился, а я его к вам. Фабрикант с Пороховых»… Вот! Готово! А в случае, ежели откроетесь, так я скажу, что не вам письмо дал, а вы его, значит, похитили.

– Говори, что хочешь! – засмеялся Патмосов, беря от Аникова письмо. – Ну, спасибо тебе! Услуга за мной!

– Помилуйте! Что вы мне тогда сделали, я вовек не забуду! – сказал с чувством Аников.

Патмосов простился с ним и поехал домой, по дороге думая о катастрофе, которая может разразиться над Колычевым.

«Товарищество на паях», как назвал свою компанию Калиновский, совершенно растерялось, обозлилось и испугалось.

Колычев им изменил.

Это факт.

Сначала он стал играть потихоньку от них за свое счастье.

Они назначали игру в купеческом, он ехал в железнодорожный; они – в железнодорожном, он ехал в купеческий. И главное, ему везло!

Везло, и он объявил им, что больше им не товарищ.

Все к одному! Им было завидно, что ему так повезло, что он уже отыгрался и даже в выигрыше; было беспокойно, что он знает их тайну и их всех, и, наконец, самое главное, что они потеряли такого банкомета.

С деньгами, положением, пользующегося общим уважением.

Где найти такого еще!

Они сидели в клубном буфете, вполголоса обсуждая свое положение, когда к их столу подошел полный господин с седою бородкою, лихо закрученными усами и спросил:

– Кто, господа, из вас Свищев, кто Калиновский?

– Я! Я! – отозвались оба.

– Так вот вам от моего приятеля. Я здесь посижу! – он подал письмо, указал на свой столик в углу буфетной, отошел к нему, заказал себе кофе и стал наблюдать.

Три головы склонились над письмом, которое вскрыл и читал Свищев. Потом все трое оглянулись на этого господина и опять, сдвинув головы, стали негромко говорить, потом Калиновский встал и решительным шагом направился к этому господину.