Александр Бушков - Комбатант

– Но Руссиянова, конечно же, ищут всерьез? – сказал Бестужев.

– Именно что Руссиянова, – кивнул Ксавье. – Вы сами представляете, как полиция в таких случаях действует… С этим паспортом вам ни за что не выехать из страны.

– Я и не собираюсь пока что, – сказал Бестужев. – Что еще у вас слышно?

– Бригадир Ламорисьер по настоянию Гартунга использует этот прискорбный инцидент, чтобы нанести нешуточный удар по вашей революционной эмиграции. («Ага, он и этого добился», – констатировал Бестужев). Деталей я не знаю, не вовлечен, но удар будет серьезный. Вообще… По кое-каким донесениям агентуры у меня сложилось впечатление, что мосье Гартунг чуточку нервничает в этом вопросе, словно сам ждет некоего удара от своих подопечных. Есть основания думать именно так, хотя я и не представляю, в чем удар этот должен заключаться, разве что обычное покушение…

У Бестужева были на этот счет кое-какие соображения, но он промолчал – ну да, те самые границы доверия, престиж ведомства, правила игры…

– Между прочим, прошли первые допросы Гравашоля, – сказал Ксавье. – Он действительно намеревался совершить покушение на его величество короля Италии… и вот тут перед бригадиром встали нешуточные сложности. Следует полностью исключить всякое упоминание о Штепанеке. Никакого Штепанека не было. Понимаете, кто на этом категорически настаивает?

– Разумеется, – кивнул Бестужев.

– В общем, эту загвоздку удалось преодолеть – Гравашоль человек разумный, идет на некоторые компромиссы… Не исключено, что мы с вами можем попасть в список награжденных, о котором всерьез заговорила итальянская сторона…

– К черту! – сказал Бестужев нетерпеливо. – Что Штепанек?

– Вот тут мне вас порадовать нечем, – сказал Ксавье с неподдельным унынием. – И он, и мадемуазель Луиза словно растворились в воздухе. Она оставила в отеле весь свой багаж, я подозреваю, у нее был некий план отхода , который начал осуществляться немедленно после того, как она, если можно так выразиться, воссоединилась со Штепанеком… В фирме Хорнера она более не появлялась, никаких следов. Соображения у меня, конечно, есть… Что сделали бы вы на ее месте?

– Немедленно попытался бы покинуть Францию, – сказал Бестужев, не особенно и раздумывая. – Либо переправиться в Англию – это гораздо ближе, чем Испания – либо здесь же, во Франции, сесть на трансатлантический пароход.

– Так и я рассуждаю, – кивнул Ксавье. – И Ламорисьер… и Гартунг. По настоянию последнего на поиски брошены нешуточные силы… вот только ситуация имеет свою специфику. Мы не можем официально преследовать ни ее, ни инженера. Нельзя ни словечком упоминать ни о бриллиантах, ни о приятельстве Штепанека с Гравашолем… это не нужно не только Гартунгу, но и вообще русской полиции, я правильно понял?

– Да, – сказал Бестужев. – А то еще, не дай бог, попадут в руки вашей Фемиды, но это нам совершенно ни к чему…

– Я понимаю, – сказал Ксавье и улыбнулся с некоторым озорством. – Господин майор, я прекрасно помню наш разговор о «Трех мушкетерах»… точнее, его продолжении… в общем, о баронстве, скачущем на одном коне с Бофором… Я приложу все силы, чтобы первым о достижениях , если они будут, узнали вы. Это для меня в некоторой степени и вопрос чести, у меня есть свои побуждения, простирающиеся далее мечты об ордене… хотя и орден вещь неплохая… От вас требуется одно: просто-напросто притаиться где-либо на некоторое время. Вам необходима моя помощь в этом?

– Право же, нет, – с легкой улыбкой сказал Бестужев.

Ксавье ответил такой же улыбкой:

– Ну значит, я правильно догадался… Если вы не просите о помощи, у вас есть либо надежное убежище, либо надежный запасной паспорт…

– Вы хороший полицейский, Ксавье, – сказал Бестужев.

– Рад слышать. К сожалению, мой бригадир придерживается противоположного мнения… но я постараюсь это пережить. И дать ему случай изменить точку зрения.

Ну, и здесь мотивы на поверхности, подумал Бестужев с некоторым облегчением. Уязвленное самолюбие, желание уесть начальство, нешуточное честолюбие и мечта об ордене… Но, в отличие от Гартунга, сей молодой человек не склонен к подлостям, а следовательно, на него можно полагаться… А поскольку о здоровом цинизме забывать не след, можно выразиться и иначе: молодому инспектору крайне выгодно играть на стороне Бестужева, а не против него.

– Договорились, – сказал Бестужев. – Я буду сидеть тихо, как мышка, и ждать результатов. Все равно сам я ничего предпринять не в состоянии… На вас вся надежда.