Эллис Питерс - Прокаженный из приюта Святого Жиля

— Видишь ли, мне не спалось, — сказал он. — А ты спал без задних ног. Грех было будить тебя. Но дело сделано, и я вернулся. Прости, я знаю, что ты готов сделать для меня все, что угодно. Не думай, что я не доверяю тебе…

— На, надевай! — Сделав строгое лицо, Бран протянул Йоселину его одежду. — А вот этим прикрой лицо… Как иначе ты в приют вернешься?

Бран подал юноше ломоть хлеба, который стащил для него во время завтрака. Йоселин разломил хлеб надвое и большую половину отдал мальчику. В эту минуту он совсем забыл о своих страхах, его переполняли чувство искренней благодарности и неодолимое желание громко расхохотаться.

— И что бы я делал без тебя, оруженосец ты мой! — весело воскликнул он. — Никуда мне от тебя не деться! Сегодня я в твоем полном распоряжении, разумеется с перерывом на твои занятия с братом Марком! Будем делать что хочешь. Музыку сегодня заказываешь ты!

Йоселин послушно облачился в принесенные мальчиком черные одежды, и оба принялись жевать хлеб, после чего юноша прикрыл лицо куском темной материи. Затем, взявшись за руки, они неторопливо вышли из рощи и двинулись в сторону приюта Святого Жиля.

Всю дорогу до аббатства Бриар шел быстрой рысью, и лишь у самых ворот монастыря Симон заметил завязанный в узел локон на гриве жеребца. Поругивая про себя грума за недосмотр, он протянул руку к узлу и нащупал в нем кусочек пергамента. Юноша сбавил ход, что коню пришлось явно не по нраву, развязал узел и с любопытством развернул маленький свиток.

Несмотря на то что рука Йоселина была не особенно привычна к перу и что само перо было очинено под чужую руку, — да и освещение оставляло, желать много лучшего! — почерк его оказался вполне разборчивым. Опасаясь, что кто-либо может заметить записку, Симон поспешно зажал ее в кулаке и огляделся по сторонам, теряясь в догадках, каким образом это неожиданное послание попало сюда и где может скрываться его отправитель. Симон сунул записку в поясной карман и глубоко задумался. По мосту через Северн проехал отряд всадников шерифа, направлявшийся в город к мессе. На большом монастырском дворе жизнь текла своим чередом. Работники собирались идти в большие сады, что в Гайе, и суетились подле сараев и амбаров. Брат Эдмунд сновал туда-сюда между сарайчиком Кадфаэля и лазаретом, брат Освальд, раздатчик милостыни, оделял нескольких нищих, стоявших возле ворот. С невозмутимым видом Симон въехал во двор и передал Бриара одному из грумов. В странноприимном доме Симон испросил аудиенции у Годфри Пикара, и ему не было отказано в ней.

Ивета сидела вместе с Мадлен в своей комнате и с безразличным видом занималась вышиванием. Правда, теперь она могла, если бы захотела, выходить на прогулки, но только в пределах аббатства. Один раз она уже так и сделала, очень осторожно, но слуга Пикара вернул ее обратно вежливо, но настойчиво, причем с такой гнусной ухмылкой, что щеки девушки запылали румянцем. Да и что толку было выходить из дома, не имея возможности покинуть пределы монастыря? В иных обстоятельствах это, быть может, и доставило бы ей удовольствие, но не теперь, когда Йоселин скрывался неведомо где и она никак не могла свидеться с ним. Лучше уж сидеть дома и жадно прислушиваться, не принесет ли ветер какую-нибудь весточку от возлюбленного. Единственным ее другом тут был тот добрый монах, который однажды отвел от нее грозу и потом вернул ее к жизни в этом печальном мире, но в последнее время и с ним ей не удавалось поговорить. Правда, был еще Симон. Конечно, он настоящий друг и не верит в те страшные обвинения, что выдвигаются против Йоселина. Если выпадет случай, он наверняка поможет. Оставив вышивку, Ивета сидела просто так и вдруг услышала голоса, которые доносились из соседней комнаты. Даже внутренние стены в странноприимном доме были толстыми и хорошо поглощали звук, однако Мадлен если что и услышала, то, похоже, не придала этому значения. Ивета прислушалась. Так и есть, дядюшка с кем-то ссорится. Она определила это не столько по громкому голосу, сколько по раздраженной интонации, на самом деле говорили довольно тихо и слов разобрать было совершенно невозможно. Второй голос принадлежал какому-то явно молодому человеку. Тот, похоже, защищался и был чем-то очень удивлен, словно некое обвинение свалилось на него как снег на голову. Некоторое время было тихо, но затем вновь послышались какие-то резкие звуки. Судя по голосам, говорившие отчаянно спорили. Ивете показалось, что по тембру голоса она узнала его обладателя, и это лишь омрачило ее. Что такое могло случиться между ее дядей и Симоном? Ведь второй голос, без всякого сомнения, принадлежал именно ему! Неужели дядюшка подозревает во всех смертных грехах любого молодого человека, который оказывается подле нее?