Андрей Баранов - Павел и Авель

– Нет, не забирает… Пожалуй, придется по второму разу…

– Ты не увлекайся! – предостерег его граф, не любивший никаких излишеств, даже чужих.

– Лучше перепроверить… Я уверен в сорте, но не в годе – могу ошибиться на пару лет, и мы проплутаем тут всю ночь! А может и всю жизнь…

– Из любого лабиринта можно выбраться, если все время сворачивать направо! – сказала Лесистратова оптимистично.

Она привыкла во всем принимать самое деятельное участие, а тут уже начала изнывать от скуки.

– Тут не поймешь, где право, где лево… И никакой Ариадны, дабы бросила нам спасительную нить, тоже не предвидится. Как Минотавры, будем шастать в этом чертоге… А известно ли вам – ну это я говорю к подходящему случаю – что белое вино, равно как и розовое, должно вылеживаться в дубовом бочонке не менее года, и что оно прекрасно подходит к местной стряпне? Жаль нет закуски… – лепетал все еще относительно трезвый Вольдемар.

– Ради бога, не вздумай занюхивать рукавом, как беленькую! – заметил граф Г.

– Да что ж мы, никогда не пивали каталонского? И красное тинто гарнача тут наиглавнейшее… кстати вот оно… Сладкое белое Garnacha и лет десять выдерживается… так и будем брести от бочки к бочке!

Несмотря на некий пессимизм в высказываниях, путники глоток за глотком продвигались вперед. Молодое вино 1796 года сменялось урожаями 95, 94, 93 и так далее в седую глубь времен, далее пошли бочонки с розовым Rosado, с прославленным, хотя и показавшимся графу простоватым тинто, прекрасной игристой розовой кавой, каковой не брезговала и королевская фамилия, хранившейся в бутылках, и не было пропущено и трех бутыльонов маленькими глотками, как повороты, дегустации и плутания неожиданно закончились в удивительной комнате, освещенной только фосфоресцирующим светом гнилушек.

Тут находились сосуды для вина – особые графины, причем путники с удивлением увидели там графины-«женщины» с бюстом и талией, на которых была изображена курица, и графины мужские – животастые и с петухом. Мамзель Лесистратова, не разучившаяся краснеть после множества жизненных перипетий, узрела даже свадебные сосуды с ярко выраженными мужскими причиндалами и женскими прелестями.

– А сие сосуды для плакальщиц! Сюда можно собирать слезы, дабы грешная душа предъявила их на страшном суде! Какая прелесть… какие миленькие…

– Ах, сударыня, нам два шага до смерти, если выход не откроется! В конце концов я уже проголодался… – ответствовал ей граф Г., возможно несколько развязно, но это объяснялось воздействием винных паров.

– Я тоже скучаю по простой испанской пище! – поддакнул и Вольдемар, старавшийся несмотря ни на что твердо стоять на ногах и опиравшийся на графское плечо.

– Нам прежде нужно найти откровение! Тут где-то должен быть волшебный графин… или бутыль… она нам сделает предсказание! – заметила Лизонька.

– Главное чтоб эта бутыль была полная, а не пустая… Ха-ха-ха! Впрочем, вина кажется было довольно, – поикивая засмеялся Морозявкин.

– Оракул бутыли… я кажется читал об этом у Рабле, о, сие были божественные приключения, почти как наши! – отметил граф Г. как-то подозрительно скромно.

Пока они поддерживали занимательную беседу, Лесистратова брала в руки один графин за другим, и смотрела на них ужасно внимательно, надеясь что они наконец-то расколются и выдадут свою тайну. Но ни один графин не пожелал колоться, все они остались целыми, невредимыми и молчаливыми. Сыщица гладила их, уговаривая, и сменяя мягкий подход на жесткий, даже угрожала немедля разбить о стену, но результат никак не достигался.

Положение спасла случайность – Морозявкин, блуждая по зале, зацепился ботфортом за дверной порог, упал и неожиданно на самой нижней полке нашел удивительную бутыль, которая почему-то стояла чуть ли не на полу, хоть и на роскошном шелковом коврике с золотой бахромой и вышивкой. Бутыль была явно хрустальной с округлыми боками и толстого стекла, по которому пробегало сияние. Однако половина сосуда была надежно скрыта толстым слоем пыли, накопившейся, очевидно, за много лет.

– Ну вот, попался который кусался! – весело сказал граф Г., счищая пыль с посудины сначала белоснежным платком, а потом уже и обшлагом рукава. – Сейчас мы его..

– В момент! – подтвердил и Морозявкин, усердно помогавший приятелю, так что пыль летела столбом, и даже слегка протрезвевший по случаю находки.

К счастью они поставили посуду на небольшой столик, вовремя подвернувшийся под руку, ибо то что предстало их взору не поддавалось никакому разумению. Когда пыль осела и бутыль очистилась полностью, они узрели в ней крошечного человечка, плававшего в прозрачной жидкости наподобие воды, примерно семи вершков росту, с бородой и прочими признаками, которые указывали на особь мужеского полу. Граф Г. мелко крестился, Морозявкин закричал «Чур меня, чур», а Лесистратова почему-то обрадовалась.