Андрей Баранов - Павел и Авель

– А хоть бы и так? – вопросил барон надменно. – Что с того? Это был остроумный ход, верно? – продолжил он свой допрос в расчете на быструю победу.

– Обнаженное тело-загадка должно было быть в Лувре! Такова наша традиция, как и у всех тайных обществ – у тамплиеров и прочих! Вы нарушили традицию! Более того, из-за вас и ваших фокусов наши лица видели посторонние, и теперь нам грозит опасность, если эту троицу тут же не прикончить! Господин барон, я обвиняю вас в измене! – бородатый господин вскочил и обличающе направил острый колышек своей бородки в сторону барона.

Гул негодования донесся со всех сторон. Настрой присутствующих был явно не в пользу барона – видимо и впрямь он нарушил какие-то важные для братства традиции. Некоторые протягивали к нему руки, кое-кто схватился и за шпаги.

– Вы обвиняете меня? Меня? Вы, жалкие овцы! Я никогда всерьез не участвовал в этом вашем балагане, называемом масонством, вы всегда были для меня лишь орудием! Вы говорите, что кое-кого тут надо прикончить… И вы правы! Сейчас вы поймете, насколько!

Барон потянул за второй подсвечник рядом с собой, быстро прикрыв низ лица черным шелковым платком, пропитанным каким-то раствором. В это время из темных отдушин под потолком поползли клубы маслянистого дыма. Люди заметались по залу, задыхаясь и не зная куда спрятаться. Граф Г., заметивший, что черный барон забежал за колонну и исчез в потайном ходе, предварительно завладев сокровенной тетрадью, немедля схватил Морозявкина и Лизу, и увлек их за собой, по следам барона. К сожалению, его не удалось догнать и в этот раз, лишь черный плащ, несущийся на крыльях ночи, мелькнул впереди и исчез.

Тем же кто не проявил такой прыти, повезло гораздо менее – на следующий день парижские газеты вышли с ужасающими заголовками, в которых подробно описывалось, как в одном из залов Лувра полиция обнаружила несколько десятков трупов. Все мертвецы, очевидно, были задушены неизвестным ученым газом, об этом свидетельствовали страшные гримасы на их лицах. От него они чудовищно побледнели, постарели и поседели, впрочем некоторые и без того были немолоды.

Опознать несчастных можно было лишь по личным вещам, ибо даже одежда превратилась в рухлядь. Журналисты терялись в догадках, кем могли быть присутствовавшие – заговорщиками или же членами пока неизвестного ордена, а также о причинах их безвременной гибели. Некоторые даже упоминали явность вмешательства дьявольских и потусторонних сил. Однако все сходились в том, что виновного в таком чудовищном преступлении следует без промедления гильотинировать.

Тем временем наши герои пытались оправиться от очередного удара судьбы. Они заседали в гостинице, приведя себя и свое платье в относительный порядок, впрочем Лиза не испытывала особых трудностей, просто заменив наряд на новый, недавно приобретенный по случаю в Париже на блошином рынке, в приступе экономии. Вся компания пыталась усиленным вкушением мясных и рыбных блюд и питием разнообразных французских вин привести в гармонию не только пищеварение, но и свои чувства. Это оказалось посложнее чистки нарядов.

– Кто вам посоветовал, мадемуазель, снять в качестве наблюдательного пункта именно эту квартиру? – с негодованием вопрошал граф Г., допивая уже второй подряд бокал старого Шабли. – Кому пришла в голову эта светлая мысль?

– Мне самой – это были единственные апартаменты, в которых камин выходил в зал заседания, согласно планам! И хозяин оказался так любезен, и совсем незадорого… – Лесистратова покраснела.

– Не слишком ли любезен, мадемуазель? Вольдемару послали вещий сон, вам – услужливого парижанина-квартировладельца… Тысяча чертей, это снова была ловушка! – промолвил граф Г. с запоздалой догадливостью.

– Это точно… – мрачно протянул Морозявкин, допивавший к тому времени пятый стакан вина кряду. – Еще одно такое приключение – и мы вернемся домой в деревянных коробках.

– Это в том случае, если наши тела найдут и опознают, в чем лично я сомневаюсь. – мрачно закончил мысль недовольный граф, которого в довершение всего неожиданно разбила подагра.

– Так вы что же, хотите вернуться восвояси? А что скажет на это ваш патрон, князь Куракин? – вопросила Лизонька, порозовевшая после вина и приключений. Это было сродни наречению графа трусом, и не будь Лесистратова дамой, а у графа подагры, всхлопотать бы ей по славному личику.

– Пусть этот старый… пусть его сиятельство говорит что хочет! Мне дорога моя графская шкура, – промолвил граф Михайло в отчаяньи и швырнул заблаговременно опорожненный бокал в угол комнаты.