Антон Чижъ - Камуфлет

Портрет вызывал разнообразные чувства, из которых удивление казалось самым слабым. Герасимов укрыл мятую карточку в папку и спросил:

— Ваши выводы?

— Агент не блефует. Прикажете выйти прямо на объект?

— Ни в коем случае. Пусть «Рафаэль» сам опекает. Мы должны быть в стороне, хотя бы формально. Ну, возьмете его, что дальше? В камеру прятать? На явочной квартире держать? Нет уж, пусть погуляет на свободе. Раз ему это удавалось делать до сих пор.

Герасимов убрал папку в сейф и вернулся за стол:

— Теперь главное. Долго скрывать подобную бомбу не удастся. Решение предстоит принимать быстро, если не сказать здесь и сейчас. Выпускать нельзя, и отдавать в чужие руки такой подарок — верх легкомыслия.

Ротмистр проявил спокойную готовность:

— Приказывайте, господин полковник.

— Голубчик, что приказывать! — Герасимов невольно повысил голос. — Тут приказы не подходят. Понимаете, чем рискуете?

— Так точно. Если готовы вы, я последую за вами не раздумывая. А погибать, так ведь раз.

В немигающих глаза помощника царило спокойствие и безмятежность, как в омуте. «Счастье-то — вот оно — не отдавать приказ, а не раздумывая повиноваться».

Александр Васильевич под взглядом этим вдруг понял, что прижат к стенке и отступать некуда. Как-то само собой так вышло.

— Прекрасно! — командирским тоном произнес он. — Я в вас не ошибся.

— Благодарю, господин полковник.

Начальник встал, подскочил и ротмистр, взяв стойку «смирно».

— Операцию приказываю начать сегодня же. Назовем ее «ВВП». Что и когда делать, вам известно. В эти дни особое внимание обратить на действия «Рафаэля». Не вмешивайтесь, но не упускайте из вида. Все должно произойти само собой. Тогда успех неизбежен. В случае малейшей опасности уходите в сторону и заметайте следы… Кого предлагаете на «ягненка»?

— Ванзарова из сыскной.

— Отличный кандидат, уж больно умен да прыток, пора и урезонить.

Оценив несомненную тонкость начальника еле заметной усмешкой, ротмистр козырнул и удалился. А полковник отер надушенным платком вдруг вспотевшее лицо. Глядя на Мойку, весело сверкающую за окном, прошептал он «выручальную молитву»:

— Чему быть, того не миновать.

Не миновать при появлении начальства сыновнего трепета, близкого к обмороку. На лицах читается «рады служить», спины гнутся в дугу, а на губах бродит улыбка обожания, придурковатая, но сладострастная. Начальство млеет, подчиненные мрут от счастья. В какое присутствие ни зайди, везде случаются этакие сердечные моменты. И верится, что подобная благость будет произрастать в государстве Российском вечно.

Появление самого помощника начальника сыскной полиции г-на Ванзарова, да в сопровождении самого г-на Лебедева, не говоря уже о самом г-не Джуранском, повергло участок в торжественное молчание. Даже пристав Шелкинг нервно теребил отворот мундира.

Мило улыбнувшись и крепко потискав ладонь подполковника, Родион Георгиевич поинтересовался происшедшим. Пристав забегал глазами и, тревожно икнув, предложил осмотреть находку.

Гостей подвели к лавке, на которой стоял массивный предмет, скрытый грязной рогожкой. Отведя взгляд и, кажется, набираясь сил, Шелкинг сдернул покрывало.

Всеобщему обозрению предстал сундук мореного и лакированного дуба, по виду старинный, в согбенных фигурках католических святых на всех бортах и с распятием на центральной панели. Крышку — не круглую, как полагается, а остроугольную — венчал заборчик шпилей, словно снятых с костела. Вещь казалась искусной поделкой.

— Внутри… — процедил сквозь зубы Ксаверий Игнатьевич, словно боясь разбудить кого-то.

Крышка поддалась легко, открыв источник странного запаха, ощутимо витавшего в участке.

Родион Георгиевич зажмурился лишь на миг. Ну, подумаешь, коллежский советник моргнул. Эко дело! Видел он подобное, видел. На иллюстрации в учебнике криминалистики Гофмана. В общем, ничего особенного. Однако растерянность пристава простил.

— Славная чурочка! — пропел Лебедев. А Джуранский лишь передернул тонкими усиками.

В сундуке, без сомнения, покоилось тело. Вернее, не тело, а торс. Вместо головы торчал обрубок шеи с рваными, как обгрызенными, краями. От ног остались шматы до колен, да и то разодранные в клочья. А вместо рук — кровавые культяпки до подмышек. Найти в диком лесу, да в голодную зиму такое — не диковинка: шел путник, сбился с дороги, волки и задрали. Но в столице империи наткнуться на кусок мяса человеческого — происшествие несусветное. Не было еще таких дел у столичной полиции.