Нэнси Бильо - Крест и корона

Отсоединяя зажимы, удерживавшие книгу на месте, сестра Агата сказала:

— Разумеется, моего мнения никто не спрашивает, но лорд Честер не производит впечатления человека, который интересуется книгами.

— Вы видели прежде лорда Честера? — удивилась я.

— А вы нет?

Я задумалась на мгновение, потом отрицательно покачала головой.

Сестра Агата сложила губы трубочкой.

— Было время, лорд Честер часто посещал монастырь. В этом нет ничего удивительного — он ведь наш сосед. Но за последние два года, после того как его дочь стала послушницей, он, помнится, приезжал сюда всего один только раз.

Наконец ей удалось отстегнуть манускрипт. Я подошла поближе, чтобы помочь.

Сестра Агата решила поговорить со мной о наболевшем:

— Молодость — это, конечно, хорошо. Нашей настоятельнице сорок один год, у нее хватит сил, чтобы еще много чего добиться для монастыря. Но сделать циркатором девчонку, которой только-только исполнилось тридцать? Вынести это нелегко. Нет, я вовсе не ропщу, сестра Джоанна. Поймите меня правильно…

Сестра Агата продолжала свои излияния, пока мы несли книгу из библиотеки. Свободной рукой я прикрыла за нами дверь — запереть ее начальница послушниц не попросила.

В зале я помогла ей положить «Житие святой Матильды» на длинную столешницу рядом с ракой, установленной на гипсовой подставке. При виде ровно висящего теперь над столом гобелена с Дафной сестра Агата просветлела лицом и присоединилась к другим монахиням, в восхищении стоявшим перед ним.

— Да, это воистину одна из лучших наших работ, — объявила она, а потом вытянула губы. — Постойте-ка. Вот эта девушка, что стоит в середине. Ее лицо кажется мне знакомым. Где я могла ее видеть?

Поклонившись, я отошла от сестер и направилась к двери. Остановилась в ожидании: вот сейчас сестра Агата окликнет меня и потребует вернуть ключ. Но она этого не сделала.

Спеша по коридору, я уговаривала себя, что забывчивость не самый худший из грехов. К вечерней молитве я непременно возвращу ключ сестре Агате.

Я вернулась в библиотеку, поставила на стол новую свечку и плотно закрыла дверь. Потом взяла книгу про Плантагенетов. Я быстро нашла главу, посвященную Ричарду Львиное Сердце, второму английскому королю из династии Плантагенетов, и прочитала ее до конца.

«В последний год правления, после возвращения из Святой земли и освобождения из плена, Ричард затеял с французским королем распри из-за земель. Принадлежавший Ричарду замок Шато-Гайар на Сене был могучей крепостью, строительство которой завершилось в 1198 году. Но на возведение этого замка ушло много средств из английской казны и казны королевства Аквитания, подаренного Ричарду матерью, королевой Алиенорой.

Весной 1199 года Ричард управлял своими владениями из Аквитанского двора. В это время он получил сообщение, что глубоко в земле близ замка Шалю-Шаброль, что находился неподалеку от того места, где он тогда пребывал, найдены сокровища. Эти земли принадлежали виконту Лиможскому, который считался вассалом Ричарда, но имел многочисленные связи с французским королем, а потому не пользовался доверием.

Ричард отправился в Шалю-Шаброль и предъявил права на находку, потому как в то время до крайности нуждался в деньгах. Сокровища были найдены крестьянином. Осмотрев находку, а это оказались золотые монеты и предметы королевской ценности, Ричард объявил, что она английского происхождения.

Сеньор Монбрюн, владелец замка Шалю-Шаброль, родственник и союзник виконта Лиможского, был оскорблен и возразил, что сокровища не могут происходить из такой далекой земли. Он публично заявил, что Ричард украл их. Этого же мнения придерживались тогда многие. Ни один сюзерен не мог снести такого дерзкого оскорбления. Ричард повел свои войска на французского сеньора. Ему потребовался месяц, чтобы полностью подготовиться к осаде замка.

Вечером 25 марта Ричард обходил стены замка Шалю-Шаброль. Подданные умоляли его надеть доспехи, потому что у французских солдат на стене оставалось еще немало стрел. Но Ричард их не послушался. Он окликнул одного из арбалетчиков на стене, рассмеялся и велел ему стрелять. Арбалетчик не преминул сделать это. Вторая стрела попала королю в левое плечо. Он вернулся в свой шатер и собственноручно вытащил стрелу, но часть ее отломилась и осталась в его теле. Король отказался каким-либо образом лечить рану.

У него началась лихорадка, а по прошествии нескольких дней стали опасаться, что король может умереть, каковые опасения вскоре и подтвердились. На смертном одре Ричард потребовал, чтобы французского арбалетчика простили и не преследовали. Ричард сказал, что не достоин быть королем и ослабел еще до того, как получил рану. Эти слова привели приближенных в скорбное состояние. Они возражали королю, говоря, что не знают более отважного правителя.