Нэнси Бильо - Крест и корона

Я вспомнила, что в ноябре прошлого года сестра Кристина действительно получила специальное разрешение оставить монастырь на время похорон. Вернулась она тогда, погруженная в печаль, и ей потребовалось несколько недель, чтобы стать прежней — волевой и сильной.

— Чем можем быть полезны мы с сестрой Джоанной? — спросил брат Эдмунд.

— Вы должны будете исполнять музыку на поминальном пире. Мне известно, что вы играете на лютне, брат Эдмунд. А сестра Джоанна искусно владеет виуэлой — испанской гитарой.

Я была поражена тем, что настоятельнице известно о моей любви к музыке. В монастыре я играла на виуэле всего несколько раз. Я дорожила этим инструментом — мать выписала его из Испании, когда мне было двенадцать лет, и сама научила меня играть. Я взяла виуэлу с собой в монастырь, и настоятельница Элизабет поощряла мои занятия. Однако после возвращения из Тауэра я ни разу не прикасалась к виуэле. Меня тронуло, что новая настоятельница знает о моих скромных талантах.

Все тем же тихим голосом брат Эдмунд поинтересовался:

— А не будет ли для лорда Честера предпочтительнее, если он услышит игру музыкантов, знакомых с песнями, которые играют при дворе?

На это настоятельница раздраженно ответила:

— Нет, брат, для него это не будет предпочтительнее. Лорд Честер особо просил, чтобы для него играли члены монастыря.

Братья принялись обсуждать с настоятельницей наш репертуар и прочие детали. Хотя эти планы касались и меня, я не слушала, поскольку была занята совсем другим. На дальней стене в кабинете висел большой портрет. Я видела его там и раньше, когда заходила к настоятельнице Элизабет, но никогда прежде не рассматривала его так внимательно.

Резная деревянная рама была украшена переплетающимися ветками с маленькими, едва прорезавшимися листочками. Некогда яркий цвет рамы поблек, словно листья и ветки были позолочены очень давно и со временем выцвели. Но внимание мое привлек изображенный на портрете человек. Средних лет, на вид очень серьезный, даже важный. Каштановые, разделенные посредине пробором волосы ниспадают, закрывая уши. Человек на портрете был совершенно не похож ни на святого, ни на кого-либо из столь почитаемых доминиканцами знаменитых католических принцев. Он скорее напоминал одного из героев Чосера, этакого благородного рыцаря былых времен. На широкие плечи накинут темный узорчатый плащ, на груди — простой медальон. Лицо красивое, аристократическое, с тонкими чертами. Глаза взирают с холодным высокомерием. Обычно лица, выходившие из-под кисти живописцев прошлых веков, не знакомых с художественными открытиями маэстро Ганса Гольбейна, неотличимы одно от другого, но этот портрет никто не назвал бы заурядным.

Я услышала собственный голос:

— Кто изображен на этом портрете?

Настоятельница Джоан остановилась на полуслове и в удивлении повернулась.

— Кажется, это Эдуард Третий, основатель монастыря? — проговорил брат Ричард.

Настоятельница отрицательно покачала головой:

— Нет, это его старший сын, принц Уэльский. Король Эдуард распорядился повесить здесь эту картину.

— Интересно, зачем ему понадобилось вешать в Дартфорде портрет Черного принца? — удивился брат Ричард.

Черный принц. А ведь я слышала что-то о нем совсем недавно, но не здесь, не в монастыре. Растревоженная память не давала мне покоя.

Настоятельница открыла было рот, собираясь ответить брату Ричарду, но в этот момент раздался стук в дверь. Привратник сообщил ей, что из Лондона прибыл курьер.

— Хорошо, Грегори, проводи его сюда. Брат Эдмунд, вы можете остаться, но сестра Джоанна должна идти. Скоро начнется служба шестого часа.

Я поклонилась и поспешила выйти. Уже у самой церкви я вспомнила, кто говорил мне о Черном принце. Это было в Тауэре. В моих ушах снова зазвучал голос епископа Гардинера: «Вы слышали про Эдуарда Третьего? А про его сына — Черного принца? А про Ричарда Львиное Сердце? Или про принца Артура, покойного брата нынешнего короля?»

А ведь епископ Гардинер не случайно вспомнил о Черном принце, да и о других тоже: уж если он что-то говорил, то для этого наверняка имелись основания. Я попыталась как-то связать воедино все эти имена. Эдуард III основал Дартфордский монастырь. Черный принц был наследником престола, но умер раньше отца. Принц Артур, старший брат нашего короля Генриха VIII, за несколько месяцев до смерти посетил Дартфорд. А вот в чем был смысл упоминания о короле Ричарде Львиное Сердце — этого я понять не могла. Он жил задолго до Эдуарда III и несколько веков спустя после короля Этельстана. Голова у меня шла кругом. Что общего могло быть между всеми этими людьми?