Нэнси Бильо - Крест и корона

Мы с братом Эдмундом дошли да конца зала, я протолкнула его вперед, а потом развернула лицом к той стороне зала, где висел гобелен.

— Скажите мне, что вы видите! — перекрикивая музыку, попросила я. — Лично мне это ничего не говорит!

Мы начали танцевать в обратную сторону, по направлению к сцене. Теперь брат Эдмунд уже выучил танец. Его глаза словно приклеились к гобелену. Я молилась, чтобы ему удалось постичь смысл изображенного на картине.

Я отошла от него к середине зала, когда это свершилось — он понял! Брат Эдмунд, глядя на висевший на стене гобелен, вдруг вскрикнул так громко, что его услышала соседняя с нами пара. В этот момент как раз нужно было делать третий шаг, но он замер как вкопанный, а танцор рядом с ним так высоко задрал ногу, что они с братом Эдмундом столкнулись и оба потеряли равновесие. Брат Эдмунд не свалился на пол, но монашеская шапочка упала с его головы, обнажив тонзуру.

— Это как понимать? — насмешливым тоном произнес его сосед. — Вам не кажется, сэр, что в своем маскараде вы зашли слишком далеко? — Внезапно его смех замер: шутник сообразил, что это никакой не маскарад.

Музыканты, ничего не замечая, продолжали играть. Брат Эдмунд рыскал по полу в поисках шапочки. Все головы поворачивались в его сторону, и люди на сцене тоже обратили на него внимание. Я увидела эту шелковую шапочку и нырнула за ней, схватила дрожащими пальцами, кинула брату Эдмунду. Но шапочка не долетела — упала на пол между нами.

— Тихо! — Герцог Норфолк спрыгнул с мостков.

Его сын в смятении дал музыкантам знак прекратить игру. Герцог в одну секунду оказался рядом с нами. Все смотрели в нашу сторону и перешептывались.

— Это что еще за фиглярство? — взревел герцог. — Какой настоящий монах будет танцевать в маскарадном костюме?

Брат Эдмунд снял маску и поклонился герцогу Норфолку.

— Приведите его ко мне, ваша светлость, — раздался громкий голос епископа Гардинера.

— Вы знаете его? — недоуменно спросил герцог.

— Приведите! — выкрикнул Гардинер.

Я уставилась в пол — не могла заставить себя посмотреть в сторону епископа.

Брат Эдмунд спокойно последовал за герцогом. Он делал вид, что меня тут вовсе нет, — это был единственный способ защитить меня. Я еще оставалась в маскарадном костюме — никому не известная.

Герцог подтолкнул брата Эдмунда, чтобы тот быстрее шел к сцене. Они были почти на месте, как вдруг герцог резко остановился.

Потом он развернулся и очень медленным шагом прошел к центру зала, посмотрел на шапочку, все еще лежащую на танцевальной площадке, потом поднял взгляд на меня — даму, которая стояла ближе всех к злополучной детали маскарадного костюма и наверняка только что танцевала с братом Эдмундом.

— А ну повернитесь, — прорычал он.

Я подчинилась и почувствовала, как он своей грубой солдатской рукой сорвал с меня маску.

Никогда не забуду, какое выражение появилось на лице Норфолка, когда он развернул меня лицом к себе и заглянул мне в глаза. В жизни еще не видела такого изумления.

Опять судьба бросила меня в лапы герцога. Я взглянула на сцену: донельзя смущенный брат Эдмунд, а рядом с ним епископ Гардинер — красный как рак, опущенные руки сжаты в кулаки.

Я постаралась не впасть в панику, не показать страха, давно уже поняв, что этой зловещей парочке — герцогу Норфолку и епископу Гардинеру — ни в коем случае нельзя демонстрировать слабость.

«Вот и конец, — думала я, направляясь к подмосткам. — Мы не сможем предложить никакого разумного объяснения своему появлению здесь. Возможно, уже завтра я вернусь в Тауэр». Больше всего я сокрушалась, что втянула в это брата Эдмунда. Я жалела, что не послушалась его и брата Ричарда, а настояла на том, чтобы отправиться сначала в Вардурский замок, потом в Мальмсбери, а теперь сюда. «Ты такая взбалмошная и своевольная девица!» — нередко в раздражении говорила мне мать.

Епископ Гардинер спустился по ступеням и встал рядом с братом Эдмундом.

— Куда мы их отведем? — спросил он герцога.

Прежде чем Норфолк успел ответить, у входа, в другом конце зала, возникло какое-то движение. Личный паж семейства Говардов в волнении вбежал в зал.

— Ваша светлость, она здесь!

— Кто? — прорычал Норфолк.

— Леди Мария!

Мужчины одновременно поклонились, а женщины сделали реверанс, когда в дом Норфолка в сопровождении двух фрейлин вошла старшая дочь короля.

В последний раз я видела Марию Тюдор на Рождественском празднике в Гринвиче, когда ей было три года, а мне — восемь. Теперь ей было уже больше двадцати; ростом она оказалась меньше, чем я предполагала, — едва ли выше юной Катарины Говард, но, в отличие от нее, очень худая. Принцесса была облачена в черное. На шее у нее висело распятие, усыпанное бриллиантами. Я испытала странное чувство: благоговейный страх, но одновременно и желание покровительствовать — ведь ее мать, королева Екатерина, много лет назад просила меня помочь дочери.