Валерия Вербинина: Заблудившаяся муза

С любезностью, граничившей с издевкой, адвокат предложил Амалии остаться на ужин, но она отказалась.

– Мне искренне жаль, что я не могу вам помочь, поверьте, – с тонкой иронией заключил Курагин. – Передавайте господину Чигринскому мои наилучшие пожелания. Я слышал, он сочиняет балет – в добрый час! Моя жена уже просила меня, чтобы я непременно взял билеты на премьеру…

И он улыбнулся так искренне, так сердечно, что Амалия какую-то долю мгновения была почти готова поверить, что он не лгал, а она заблуждалась. Не было ни сведения счетов со старыми врагами, ни партии в теннис, ни убитых свидетелей, ничего…

Увы, она проиграла, и все, что она могла – это бросить правду ему в лицо. У нее не было доказательств, и он это знал.

Впрочем, она еще могла рассказать обо всем Зимородкову, что она и собиралась сделать в ближайшее время.

– Амалия Константиновна, – серьезно промолвил Зимородков, – простите меня, но вы сделали это совершенно напрасно. Неужели не было никакого способа заставить его выдать себя?

– Боюсь, что нет. Благодаря своему положению адвоката он знал все о том, какие улики находятся у вас на руках, кого вы подозреваете и почему. Не обольщайтесь, господа: он переиграл нас.

– И тем не менее я считаю, что вам, Амалия Константиновна, не следовало фактически предупреждать Курагина. Теперь доказать его вину будет действительно невозможно.

– Вы тоже осуждаете меня, Гиацинт Христофорович? – спросила баронесса Корф.

Они сидели в одной из гостиных ее особняка. Было глухо слышно, как наверху кто-то музицирует – это Чигринский играл Нередину на зеленом рояле уже написанные куски для балета.

– Я думаю, что понимаю, зачем вы так поступили, – помедлив, признался печальный сыщик. – Максим Васильевич слишком долго оставался безнаказанным.

Амалия кивнула.

– Вот именно, зато теперь, когда он точно знает, что вы его подозреваете, он поостережется вас провоцировать. Не исключено, что это поможет нам спасти чью-то жизнь, потому что именно безнаказанность подталкивает преступника совершать преступления снова и снова.

– И все же я считаю, что вы должны были прежде всего рассказать мне, – упрямо повторил Зимородков.

– Вот как? У вас есть на него что-нибудь? Серьезные доказательства, которые вы можете предъявить присяжным? Ну же, Александр Богданович!

– У меня ничего нет, – мрачно признался чиновник. – Мне поступил недвусмысленный приказ завершить следствие. А еще мне намекнули на то, что во Владивостоке тоже очень нужны толковые полицейские, и я могу туда отправиться, если не стану подчиняться.

Некоторое время все молчали, прислушиваясь к доносящейся сверху музыке.

– Не могу поверить, что он останется безнаказанным, – подавленно признался Гиацинт. – Как мой отец, который…

Он оборвал себя и страдальчески поморщился.

– Я думал, ваш отец в психиатрической больнице, – удивился Зимородков.

– Да, но мама давно в земле, а он жив, здоров и по-прежнему ест и пьет за двоих… Это несправедливо.

Так как Амалия не была сейчас в настроении дискутировать по поводу справедливости (и, кроме того, понимала, что ничего нового она все равно сказать не сможет), она поднялась с места, подошла к комоду и извлекла оттуда небольшую книгу.

– Кстати, Гиацинт Христофорович… Это вам. Небольшой подарок, если угодно…

Леденцов посмотрел на хозяйку дома, на книгу и взял том в руки. Это был роман, изданный лет тридцать тому назад – «История храброго рыцаря Гиацинта, который объездил весь свет, борясь со злодеями, и о том, как он взял в жены чужеземную принцессу». Титул уверял, что книга является переводом с итальянского, но, как заметила Амалия, роман, судя по стилю и оборотам, сочинил какой-то отечественный автор, согласившийся на иностранный псевдоним для того, чтобы его творение лучше расходилось.

– А я и забыл, что он был рыцарь, – вздохнул Гиацинт. – Я так давно не видел эту книгу – по правде говоря, даже не думал, что сумею ее отыскать… – Его щеки порозовели, он прижал книгу к груди. – Благодарю вас, сударыня.

И все трое отправились в музыкальную комнату слушать Чигринского, по молчаливому уговору решив больше не упоминать о делах.

– Там, где замок феи превращается в место заточения принца, нам понадобится сложная декорация, – говорил поэт. – Я уже попросил, чтобы из Москвы вызвали Вальца.

– А? – рассеянно спросил Чигринский. – Кто такой Вальц?