Он увлек Николя в оконную нишу.
— …я уже несколько дней не могу вас найти. Мне хотелось бы поделиться с вами своими тревогами по поводу весьма щепетильного дела, затрагивающего интересы королевы, которые, насколько мне известно, вам дороги так же, как и мне. Послушайте, вокруг королевы плетутся загадочные и опасные интриги, о которых я даже не могу написать ее августейшей матушке. Королева все меньше доверяет своему служителю только потому, что, как ей хорошо известно, он является глазом Священного Величества. [31] Так Мерси-Аржанто величал Марию-Терезию.
Однажды я стал свидетелем любопытного происшествия. Не знаете ли вы, случаем, некую Ренар, кастеляншу королевы?
— Нет, — ответил Николя, внутренне собравшись и приготовившись услышать нечто интересное, — не имею такой чести.
— О! Не жалейте, это настоящая дьяволица в ангельском обличье, сумевшая своим жеманством обвести королеву вокруг пальца. Так вот, я застал эту Ренар в коридоре, что огибает дальние комнаты больших апартаментов, в обществе слуги, с которым она занималась… Ну, вы понимаете…
Николя удивился. А что, собственно, самого Мерси занесло в тот угол? Прочитав в его глазах вопрос, посланник немедленно объяснил:
— Я пребывал в поиске укромного уголка, какой-нибудь клетушки, чтобы облегчиться. Вы меня понимаете?
— Господин посланник, во дворце всегда толчется столько народу, что картина, увиденная вами, в нем отнюдь не редкость. Плохо, что это происходит в королевских апартаментах, ибо, на мой взгляд, подобное поведение не только оскорбляет их Королевские Величества, но и наносит обиду всем обитателям дворца.
— Я вас прекрасно понимаю, но это еще не все. Сия особа снабжает королеву грязными книжонками, полными непристойностей, а главное, с такими гравюрами, какие ни один порядочный гравер не возьмется даже вырезать. А королева, которая, увы, так мало читает, развлекается, разглядывая эти мерзости, и смеется вместе со своими придворными дамами. О, разумеется, это совершенно невинный смех! В общем, я — вы только подумайте! — провел свое маленькое расследование. Муж кастелянши оказался инспектором по надзору за книгопродавцами; это он снабжает жену непристойными изданиями. Он регулярно поставляет во дворец непотребную литературу, не забывая, разумеется, получить за нее немалую плату.
— Как! Он продает непристойные книги Ее Величеству?
— И продает задорого! Более того, он маскирует их под церковные книги! Что скажет императрица, если она об этом узнает? Я взываю к вашему здравому смыслу. Что нам делать?
— Господин посол, не делайте ничего. Я сам все сделаю. Надо во всем разобраться и прекратить эту торговлю, но при этом не дать королеве повода для волнения. В ее нынешнем состоянии это может повредить ее здоровью. Не могли бы вы мне сказать, откуда у вас эти сведения?
— Вам я могу сказать все. От госпожи Кампан; взяв с меня слово хранить все в глубокой тайне, она поведала мне о своих терзаниях. Она сама представила королеве эту Ренар, а теперь не знает, как от нее отделаться, ибо королева к ней изрядно привязалась. На этой привязанности основано совершенно необъяснимое доверие, питаемое королевой к ее супругу. Как доверительно сообщила мне Кампан, именно поэтому мужу сей дамы поручили вести расследование, касающееся Ее Величества. Но что это за расследование, она наотрез отказалась сообщить.
Дела обрастали ворохом подробностей, о которых следовало немедленно известить Сартина. Николя надеялся застать его в рабочем кабинете, находившемся в министерском крыле дворца: там министр работал гораздо чаще, нежели в расположенном в городе здании Морского министерства. Комиссар искренне радовался, что верность его более не подвергается сомнению. Его приняли немедленно и с прежней улыбкой на устах. Как время меняет воспоминания о прошлом! В молодости каждый разговор с Сартином давался ему с трудом, но время сгладило шероховатости, насмешки и грубости, сохранив в памяти лишь минуты благосклонности, коих за время их долгой совместной работы оказалось немало.
Изложив основные факты и поставив основные вопросы, Николя рассказал о своих встречах и открытиях. Сартин молча, с неослабным вниманием выслушал его, ни разу не попытавшись ни переместить что-либо на столе, ни зашагать по комнате, что являлось выражением либо нетерпения, либо неодобрения.
— Почему, — бормотал он себе под нос, — почему так случилось, что оба дела, касающиеся королевы, попали в одни и те же руки? Что касается памфлета, тут я, принимая во внимание должность Ренара, согласен. Но кража! Кто принял такое решение?
Читать дальше