Борис Акунин - Ф. М.

А Виталик, когда за кулисы ушли, вытер щеку, демонстративно так, и громко сказал: «Ты чего, Фандорина? Обслюнявила всего». Все это слышали. И Динка.

В эту секунду сердце у Гели окончательно разорвалось, и, как говорится в русских народных сказках, свет ей стал не мил.

Отошла она в сторонку, в глазах темно, а когда сунулся Олежка Ткач (он Горация играл) и шепнул: «Ладно тебе, не обращай внимания», Геля его отпихнула.

Вдруг кто-то сзади трогает ее за плечо и говорит:

– Зря ты так, Ангелина. По-моему, этот мальчик лучше того. К тому же существует версия, что Гораций был из рода фон Дорнов, а значит, он нам родственник.

Это была одна из зарубежных артисток, Геля ее в первом ряду видела. Как попала за кулисы, непонятно. Очень красивая брюнетка с короткой стрижкой и огромными зелеными глазами. Одета – с ума сойти, алые ногти чуть не по пять сантиметров, на груди кулон в виде золотой змейки, проглотившей свой хвост. В общем, эффектная женщина.

В другое время Геля смутилась бы. Ну, как минимум, удивилась бы: иностранка, а хорошо по-русски говорит, да еще фон Дорнов поминает. И потом, в каком смысле «он нам родственник»?

Но сейчас Геля была такая несчастная, что ни смущаться, ни удивляться не могла, а только всхлипнула и сказала, что думала:

– Я жить не хочу.

– Довольно глупое замечание, – пожала плечами странная артистка (все-таки говорила она не совсем чисто, с акцентом). – Не нравится – можно попробовать сызнова. Жизнь – она ведь бесконечная. Как вот эта змейка.

И дотронулась кроваво-красным ногтем до своего кулона…

Впрочем, это отдельная история, которую комкать ни в коем случае нельзя. Расскажем как-нибудь в другой раз.

Как это часто случается с врачами, Марк Донатович женился на собственной пациентке.

Супруга доктора Марина Васильевна страдала редким и весьма любопытным с научной точки зрения заболеванием – так называемыми онейроидными видениями. Люди, подверженные этому удивительному недугу, ведут двойное существование. В повседневной жизни они более или менее адекватны, но кажутся несколько вялыми, заторможенными. Происходит это из-за того, что все их эмоции и духовные силы устремлены в иную, иллюзорную реальность, которая кажется им настоящей. Некоторое время назад в газетах был описан случай слесаря Т., который уверял, что на самом деле он – воин армии Ганнибала, погонщик боевого слона, и движется через Галлию на Рим, причем описывал такие подробности карфагенского быта и вооружения, что историки только диву давались. Для снов или галлюцинаций эти сведения были слишком точны и подробны.

Марина Васильевна уверяла, что в иной реальности она – койя, то есть жена великого инки и главная жрица Храма Луны. Каждый вечер она описывала Марку Донатовичу события, происходящие в городе Куско, где пятьсот лет назад, до испанского завоевания, находилось святилище лунной богини Мама-Килья. Иногда жена с легкостью переходила на иное наречие. Специалист по империи инков, послушав магнитофонную запись, сказал, что, судя по ряду признаков, это архаичный вариант языка кечуа.

Этот брак для Зиц-Коровина было совмещением очень полезного с очень приятным.

Во-первых (это если о полезности), доктор аккуратнейше собирал этот уникальный материал, готовясь со временем произвести сенсацию в мире науки. Возможно, даже двух наук – психиатрической и исторической.

Приятность же составляли сами рассказы. О канувшей в Лету «стране Тауантинсуйу» Марина Васильевна рассказывала невероятно увлекательные вещи. Например, о священном храме, куда непосвященным запрещалось попадать под страхом лютой смерти. Об интригах при дворе великого инки. О светлокожем чужаке, спустившемся в долину с той стороны, откуда восходит солнце. Аномальная и при этом неиссякаемая фантазия супруги порождала такие удивительные истории – заслушаешься. Зиц-Коровин ощущал себя калифом, слух которого еженощно услаждают «дозволенные речи» Шахерезады.

Нервировало лишь одно. Иногда Марина Васильевна, вообще-то дама малонаблюдательная и апатичная, вдруг как бы встряхивалась и, схватив мужа за плечо, грозно говорила: «Не вздумай мне изменить! Иначе рабы Святилища вырвут тебе сердце». Тут Марку Донатовичу, конечно, делалось немножко не по себе.

Наверное, все-таки следует рассказать про последние минуты доктора Зиц-Коровина.

– Кого ты изображаешь сегодня? – спросил Марк Донатович, когда дверь вместо Олега открыло диковинное существо в собачьей маске и красном кимоно. – Войти можно?