— Очень характерным ступенчатым плато.
— Значит, этот факт, простите за бюрократический оборот, документально регистрировался.
— Да. Полив всегда вызывал в растении повышенную биоэлектрическую активность, что весьма четко отражалось на диаграмме.
— Спасибо, Марк Модестович. Это существенная деталь. Мне необходимо отразить ее в протоколе. Могу я просить вас повторить некоторые места нашей беседы уже в официальной форме? Обещаю вам, что оформление протокола займет у нас не более десяти минут.
— Вы полагаете, что я по какой-либо причине могу изменить свои показания? Это ведь так называется, Владимир Константинович, — показания?
— Не совсем. Сейчас я использовал вас, если хотите, как консультанта. Но если то же самое вы расскажете мне уже в роли свидетеля и подпишетесь затем под протоколом… Тогда это будут показания.
— Насколько мне известно, свидетель не может уклониться от дачи показаний?
— Совершенно верно. Но в своем доме, разумеется, вы полный хозяин. С моей стороны было бы просто нетактично настаивать. Считайте, что я только прошу вас оказать мне любезность.
— Какие могут быть разговоры? Весь к вашим услугам. Может быть, нам лучше пройти в мой кабинет?
— Как скажете! — улыбнулся Люсин и взглянул на Марию.
— Пока вы изощрялись в любезностях, — она поднялась и взяла сигареты, — я боялась слово проронить. Сидела тихо, как мышка.
— И напрасно. — Люсин тоже встал.
— Сиди, — кивнула ему Мария. — Можете оставаться тут, я все равно удаляюсь на кухню.
— Еще раз простите, Марк Модестович, — сказал Люсин, когда она вышла, — но время не ждет. — Он нагнулся за портфелем. — Мне самому не совсем ловко, но я ведь не в гости пришел…
— Можете не объяснять. — Сударевский энергично потер руки. — И оставим китайские церемонии. Давайте работать!
— Давайте. — Люсин вынул бланк протокола. — Номер паспорта помните?
— Пожалуйста. — Сударевский достал паспорт из внутреннего кармана обновленного сухой чисткой клетчатого пиджака.
— Прекрасно! — кивком поблагодарил его Люсин. — Готовьтесь теперь дать подпись, что осведомлены об ответственности за дачу ложных показаний, — сказал он, списывая паспортные данные.
— Трепещу, но готов.
— Вот здесь, пожалуйста, — указал Люсин и передал бланк Сударевскому.
— Извольте. — Он мгновенно поставил подпись.
— Теперь я, с вашего позволения, занесу сюда резюме нашей с вами беседы, и, если моя редакция вас удовлетворит, мы продолжим разговор уже для протокола. Идет?
— И это все, что вам нужно?
— На данном этапе.
— С вашего позволения, — подмигнул Сударевский, наливая себе на самое донышко.
— Так будет правильно? — спросил Люсин, отложив ручку.
Сударевский бегло пробежал глазами запись.
— Да. В момент полива на диаграмме действительно всякий раз возникало характерное ступенчатое плато.
— Подпишитесь прямо под этой строчкой, и пойдем дальше.
— Хорошо, — сказал Сударевский. — Раз у вас такой порядок.
— Вот именно, — благодарно улыбнулся Люсин, забирая протокол. — Теперь такой вопрос, Марк Модестович. — Он задумался, подыскивая точную формулировку. — Чисто условно ваши эксперименты носили название «Любовь — Ненависть», не правда ли?
— Совершенно правильно. Но это действительно не более чем условность.
— Можно ли, в таком случае, говорить, что программа «Любовь» вызывала у растений положительные эмоции, а «Ненависть» — отрицательные?
— Пожалуй, — подумав, согласился Сударевский. — По крайней мере, реакции оказывались различными, сугубо специфическими.
— Программу «Ненависть» осуществляли вы?
— Да
— «Любовь» — Аркадий Викторович?
— Совершенно верно.
— Как отражалось на ленте прижигание листа сигаретой?
— Серией зубчатых пиков ниже нулевой линии.
— А плато полива выше нулевой?
— Выше.
— Отличало ли растение Аркадия Викторовича от вас, Людмилу Викторовну — от Аркадия Викторовича?
— Несомненно… После серии прижиганий и раздражений электротоком растение однозначно реагировало на мое приближение.
— Как именно?
— Печатающее устройство регистрировало те же зубчатые пики, что возникали после ожога. Они выходили не столь четко выраженными, но тем не менее достаточно характерными.
— Значит, достаточно было вам только войти в комнату, чтобы растение испустило крик боли?
— Я бы не решился на столь эмоциональную формулировку. — Сударевский попытался скрыть улыбку. — Но, по сути, вы правы. Так оно и было.
Читать дальше