Евгений Сухов - Волчья каторга

Думать уже было некогда. Георгий сильно и резко выбросил правую руку, намереваясь попасть этому господину в лоб, но тот успел увернуться, и кулак Георгия рассек воздух. Тогда он налетел на легавого грудью, сбил его с ног и, перепрыгнув через него, бросился бежать. За ним побежал второй, с которым якобы поспорил смешливый господин. Казалось, что он вот-вот ухватит его за пальто или толкнет в спину, и тогда все, хана! Но, нет. Его так просто не возьмешь. Его не взяли те двое охотников-бурятов, что замочили Деда, а уж легавым не взять его и подавно…

Кажется, тот, что бежал сзади, начал отставать. А потом его шаги смолкли. Что, съели, суки?

Не оглядываясь, Георгий припустил дальше. Еще немного — и поворот. А там он уйдет дворами — и ищи ветра в поле! Накося, выкуси…

Выстрел раздался неожиданно. И почти тотчас какая-то неведомая сила толкнула его в спину чуть пониже лопатки и сбила с ног. Он упал, словно запнувшись, и уже другая сила прокатила его по земле и уложила на спину. Попробовал подняться, но тело не слушалось. А потом он увидел того, кто бежал за ним и выстрелил…

— Это ты, следак? — в его голосе не было и намека на удивление. Те, кто бывал на каторге, теряют способность удивляться…

— Я, — ответил Воловцов.

— Метко стреляешь, прямо в сердце, — тихо сказал Георгий и перевел взгляд на небо в легких белых облачках.

— Это случайно получилось, — проговорил Воловцов и удивился сам себе: он что, оправдывается перед убийцей?

— Ага, случайно…

Это было давно, в той, прошлой жизни… Однажды через их село проходил цыганский табор. Он в это время дрался с Геркой, пацаном, на три года старше его и, конечно, сильнее.

— Выблядок графский, — цедил сквозь зубы Герка и сплевывал, отбиваясь от ударов Жорки и сам нанося удары.

— А ты — лапотник, черная кость, — скалился Жорка и с новой силой бросался на обидчика.

Стайка пацанов, задоривших Герку, окружала дерущихся и вот-вот готова была тоже броситься в драку. Все — против «графского выблядка».

Когда цветастая кибитка поравнялась с дерущимися, с нее соскочила цыганка. Тогда она показалась Жорке старой, но теперь-то он понимал, что была она в самом бабьем цвете, годов тридцати, ну, может, чуть более…

— Эй, женщина, не вяжись к гадженам [83] Гаджены — здесь: русские (цыг.). , — послышался из кибитки мужской голос.

Но женщина не послушалась. Она вошла в круг и разняла дерущихся пацанов, растащив их друг от друга за руки. Руку Герки она отпустила, но вот руку Жоры оставила в своей:

— Ты где живешь?

— Там, — указал он в сторону своего дома.

— Хочешь, я тебя провожу до мамки?

— Нет, — ответил Жора. — Меня пацаны потом засмеют.

— Пусть себе смеются. — Цыганка не спускала с Жорки взора. — Пройдет совсем немного времени, и ты будешь смеяться над ними… А скажи, кто твой отец?

— Граф, — серьезно ответил Жора и посмотрел на женщину: — Не веришь?

— Верю, — тоже серьезно произнесла женщина. — Так что, проводить тебя домой?

— Нет, — твердо возразил Жора.

— Как знаешь.

Цыганка поднесла руку Жорки к своему лицу, посмотрела на ладонь, затем в его глаза и отпустила руку.

— Что ж, прощай, графский сын, — сказала она, как-то печально взглянув на него. — Знай: жизнь у тебя будет полной чашей, и не всегда с добром. Много всего будет, девушкам будешь нравиться, а женщины будут любить преданно и страстно, о чем напрасно мечтают многие мужчины. Осторожен будь с женщинами, ибо не только радость они тебе принесут, но беду и печаль. В карты же и кости играть никогда не садись, в них счастья тебе нет. Тех, кого любят женщины, карты не любят, помни об этом. А потом ты уплывешь на лодке с парусом в иную жизнь, много лучше, нежели жизнь земная. Но до этого тебе еще долго. Прощай, победитель…

Табор ушел. Но слова цыганки Жора запомнил…

Подошел тот, второй, что не успел вытащить револьвер.

— Попал? — спросил он.

— Ты что, сам не видишь? — ответил Воловцов.

— Ну, а что ты такой, как красна девица на выданье, — с нотками недовольства произнес Лебедев. — Преступник оказал сопротивление, побежал, ты бросился в погоню и, не дав ему уйти, выстрелил в него… Что еще делать-то оставалось в такой ситуации?

— Не знаю, — глухо произнес Воловцов.

— А я — знаю, — сказал Владимир Иванович. — Ни-че-го! Несколько убойных дел разом раскрыли… Радоваться надо!

— А с ним что? — посмотрел на Полянского Иван Федорович.

— С ним? — Начальник сыскного отделения тоже посмотрел на Полянского, глаза которого были по-прежнему устремлены в небо. — Отвезем в больничку. Там его подлечат, и через пару недель он начнет давать показания…