— Здравствуйте... — Ингеборг поморщила лоб. — Намерения... намерения.. Что такое намерения? Забыла!
— Ну как тебе сказать, с мыслями, значит.
— А... а... Поняла. Конечно! Конечно.
— Нам некогда, Маруся, — начальник заставы нетерпеливо посмотрел на жену. — Ты уж извини.
В кабинете на письменном столе стоял стакан горячего чая.
— Прошу. И так, что вы хотели мне сообщить, фрекен Виктория?
— Мне кажется, товарищ майор, что сначала следует соблюсти формальности, — сухо, но настойчиво сказал капитан.
Норвежка поняла его.
— Нет... Формальности лучше дальше... потом то есть. Сначала есть дело. Неприятность сначала... Правда, господин майор?
— Да, да, конечно. Сначала дело, фрекен.
Они остались в кабинете втроем: начальник заставы, заместитель и норвежка.
— Вы мне верьте... Я правду буду говорить... Один плохой, очень плохой человек скоро перейдет вашу границу.
— Вы знаете, где он ее перейдет, фрекен?
— Если вы дадите карта местности, я могу указать.
Майор открыл сейф и достал карту.
— На ней гриф «Совершенно секретно», товарищ майор.
— Я знаю об этом, товарищ капитан! — повысил голос начальник заставы. — Прошу вас, фрекен.
Ингеборг довольно быстро разобралась в карте, нашла заставу, провела пальцем от нее к северу, бормоча по-норвежски названия каких-то урочищ, потом ее палец скользнул вправо, к востоку, и остановился в тылу, километрах в двух от границы.
— Вот, — сказала норвежка.
— Извините, это невозможно, фрекен. Граница, как вы видите, проходит здесь. — Майор показал на широкую извилистую линию между двумя государствами.
— Я знаю... Но он вылезет там, где я показала. Вот!
— По-моему, она нас сбивает с толку, — шепнул на ухо майору Петренко.
— Да не мешайте вы, ради бога! — поморщился начальник заставы. — Что значит «вылезет», фрекен?
— Из земли... Есть ход подземельный, длинный, три километра. Бывалая... Нет, бывшая, правильно, бывшая шахта. Никель. Понимаете? Смешанная акционерная компания.
Майор поднял на Ингеборг внимательные глаза.
— Вы твердо знаете про подземный ход, фрекен?
— Да... Я видела карту... Тот человек приносил дедушке... Плохой человек. А дедушка хороший, — она волновалась и путала слова. — Но дедушка боится, что его убьют, — для пущей убедительности она показала, как это сделает плохой человек выхватила из воображаемой кобуры воображаемый пистолет, прищурилась, целясь в капитана, и нажала пальцем воображаемый курок. — Вот так!.. Дедушка двадцать один лет работал в той шахте. Он помнит вход и выход. У него хороший память.
— Значит, фрекен, если я вас правильно понял, ваш дедушка взялся проводить плохого человека.
— Да. Он сказал бабушке, что идет посмотреть один старый дом. Вот этот, — она сразу же нашла на карте пансионат. — Из него можно спускаться... погреб называется, да?.. А мне сказал быстро идти сюда и все рассказать.
— Где сейчас ваш дедушка и тот человек?
Ингеборг посмотрела на часы.
— Без пяти десять. Значит, по-нашему без пяти восемь... Они уже в подземном ходе.
— Черт возьми! Однако...
Не так печально! — она ободряюще и весело улыбнулась. — Дедушка сказала, что будет долго водить подземельными коридорами туда-сюда. Не меньше. чем три часа... Там в одном месте упал потолок...
Начальник заставы спрятал карту в полевую сумку.
— Спасибо, фрекен Виктория. А теперь, простите, я вынужден прервать разговор, — он снял телефонную трубку. — Объявите тревогу.
И сразу же за стеной раздался торжественный и возбужденный голос дежурного.
— Застава, в ружье!
«Застава, в ружье!» — донеслось уже со второго этажа. Послышался громкий топот ног, голоса, стук разбираемого с пирамиды оружия, щелканье затворов...
— Вы останетесь на заставе, капитан. Постарайтесь, чтобы фрекен не скучала... Надеюсь, она погостит у нас... хотя бы три часа, — майор сказал это уже на ходу, обернувшись.
Через несколько минут во дворе затарахтел мотором вездеход, заурчал зеленый газик начальника заставы, и все это стремительно умчалось куда-то, поглощенное тяжелым промозглым туманом.
Капитан Петренко смутно представлял, что делать ему с норвежкой и как ее развлекать, пока не вернется операции начальник заставы. Поручение майора он считал несерьезным, даже обидным, особенно в то время, когда возможен переход границы, во что, впрочем, капитан почти не верил, подозрительно относясь к каждому слову норвежки.
Нити операции, которая только что началась, теперь вели к нему, к телефону и открытой связи по рации. Все это было слишком секретно для того, чтобы их слушал перебежчик, к тому же понимавший по-русски, и капитан проклинал в душе норвежку и майора, взвалившего на него обязанность возиться с нею. И в то же время он считал себя в ответе за поведение норвежки и не решался, не мог перепоручить ее кому-либо другому, не имея на то прямого распоряжения начальства.
Читать дальше