Георгий Метельский - Тайфун над пограничной заставой

Тоня разглядывала стенд, на котором были выписаны сведения о крае, куда она приехала жить, когда в комнату вошел Константинов.

— Добрый вечер, Антонина Кирилловна! — он улыбнулся. — Как все-таки приятно вместо «Здравия желаю!» сказать «Добрый вечер»...

— Добрый вечер, товарищ Константинов, — ответила Тоня.

— Между прочим, кроме фамилии у меня есть имя — Петр, он же Петя.

— В таком случае, добрый вечер, товарищ Петр, он же Петя.

— А вас как мама зовет — Тоней?

— Тоней. Но из этого еще ничего не следует, товарищ Петя.

— Понял вас, товарищ Покладок.

— Вы даже мою фамилию знаете! — удивилась Тоня.

— И даже год вашего рождения. Кстати, он такой же, что и у меня.

— Из этого тоже ничего не следует, товарищ Петя.

Они разговорились, и Константинов рассказал, что по настоянию отца, преподавателя математики в школе, он поступил в университет на физмат, но с первого же курса вылетел за неуспеваемость — не сдал начерталку, после чего его призвали в армию, и вот он здесь, на Береговой заставе. Камчатка, конечно, место интересное: вулканы, приливы и отливы, цунами, землетрясения, гигантские растения, крест Атласова: но знакомиться со всем этим он предпочел бы хотя бы с геологическим молотком в руках, которым бы он выстукивал землю и открывал разные подземные клады.

— А вот находясь в таком положении...

Он не докончил и с сожалением посмотрел на Тоню.

— Чего это вы? — спросила Тоня.

— Вас стало жалко... Я вот еще полтора года отбарабаню — и на материк, домой! В большой город к людям, выставкам, театрам, библиотекам! А вы? Вам тут бедовать все лучшие годы, Антонина Кирилловна, понимаете? Пропадете вы на краю земли ни за копейку!

— Ну уж как-нибудь не пропаду, — с умыслом бодро возразила Тоня.

— Значит, все бросите к чертовой бабушке и уедете, сбежите...

— Не сбегу... Вон Надежда Петровна всю жизнь тут прожила и никуда не сбежала. Ей даже нравится так жить.

— Ну что вы сравниваете себя с ней! — Константинов даже поморщился от нелепости такого сравнения. — Надежда Петровна кур завела и довольна. Щупает каждое утро. Шьет наволочки на всю нашу заставу и рада, что приносит пользу отечеству. Спросите v нее, была ли она хоть раз в филармонии? Голову даю на отсечение, что не была! Ей и наша самодеятельность нравится. Уж на что никудышная, а ей нравится.

— А кто вам мешает подготовить хороший концерт, чтобы он не только Надежде Петровне, но и вам понравился?

— Ну, знаете ли, для этого нужны и таланты, и время. А у нас — ни того, ни другого. По нулям.

— Вот вы, например, стихи пишите...

— Какие там стихи... — Константинов покачал головой. — Вирши! Однажды на гражданке я понес свои творения в «Огонек». Открываю дверь какого-то кабинета, а там в полстены плакат: «Если можешь не писать — не пиши!» И подпись: «Лев Толстой». Я, понятно, ретировался... А вы стихи любите?

— Хорошие люблю, и даже очень.

— Например, вот эти. — Константинов тихонько прочел наизусть.

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Тоня тут же продолжила:

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

— Ай да молодец, Антонина Кирилловна!.. А вот это знаете?

Под насыпью, во рву некошеном

Лежит и смотрит как живая...

— Блок! Не надо дальше...

— Тогда вот это:

—Сжала руки под темной вуалью...

«Отчего ты сегодня бледна?»

Тоня не дала ему докончить, продолжив:

— Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

— Люблю Ахматову... И Пастернака, и Блока, и Цветаеву, и Есенина...

— У вас память хорошая, — похвалил Константинов.

— Не жалуюсь... Да и вы много стихов знаете. Прочитайте еще что-нибудь. Потруднее.

Константинов немного помолчал, потом поднял на Тоню вдруг странно заблестевшие глаза.

— Ну что ж. Прочту такое, что в жизни не отгадаете, чье оно!

Все хорошо в природе. Тихий осенний свет.

Падают листья, вроде маленький эполет.

Шорохи листопада. Замер безмолвный лес.

И кучевое стадо в бледной дали небес

Читая, он исподтишка поглядывал на Тоню, которая напряженно морщила лоб и не перебивала.

То чебрецом, то прелью пахнет осенний день.

Гриб прикорнул под елью в шапочке набекрень.

Вышел, раздвинул ветви, лось, о любви трубя...

Все хорошо на свете...

Тут Константинов сделал паузу и в упор посмотрел на Тоню.

Недостает тебя!

— Ну, кто написал? — Он победоносно хмыкнул.

Тоня вдруг догадалась.