Георгий Метельский - Тайфун над пограничной заставой

— Вы написали... Верно? — спросила она.

Константинов не ответил и лишь наклонил голову.

— Антонина Кирилловна, вас можно отвлечь от беседы? — раздался голос показавшегося в дверях Бочкарева.

Тоня вздрогнула.

— Да, да... Я иду, — она поспешно поднялась и, не попрощавшись, вышла из комнаты.

— Ты, кажется, забыла отдать солдату книгу, — насмешливо сказал Бочкарев.

— Разве? — Тоня покраснела, вернулась и положила перед Константиновым французский томик Доде.

Осень переходила в зиму. Почти каждую ночь выпадал снежок, припорашивал землю, но днем, если выглядывало солнце, таял и сбегал тощими ручейками в океан. На огороде мокла серая картофельная ботва, мелкие березовые листья уже не шуршали на ветру, а намокнув, чавкали под ногами и прилипали к сапогам. Все блекло, тускнело, в природе сглаживались контрасты; и только океан не терял своего величия, мощи и красоты, а скорее приобретал эти качества, когда в шторм с чудовищной силой налетал на скалистый берег. В такие ночи Тоня просыпалась, отдергивала оконную штору и смотрела в темноту ночи или же лежала с открытыми глазами и слушала, как дрожит их дом. Вася спал усталым сном, он просыпался только от зуммера телефона.

С наступлением холодов забот у начальника заставы прибавилось. Труднее стало охранять границу, наряды в шторм ходили не по берегу, а верхом по тропе, то карабкаясь на гору, то скатываясь в узкий распадок. Раскачивалась на ветру наблюдательная вышка, дрожала бинокулярная труба, и вместе с ней ходил ходуном горизонт.

Усложнился быт: надо было топить печи, задавать корм лошадям, которые летом паслись на лугу, а теперь стояли в конюшне и грызли деревянные стойла длинными желтыми зубами. Труднее стало стирать и сушить белье, возить воду из родника: колодца на заставе так и не смогли выкопать — после метрового слоя земли начиналась скала.

Все хозяйственные заботы лежали на плечах Стародубцева. Бочкарев видел, как трудно приходится старшине, и старался хоть чем-либо помочь ему. Старшина помощь принимал неохотно, повторяя, что на заставе у каждого свои строго разграниченные обязанности, рассчитанные на то, чтобы каждый выполнял их самостоятельно.

К обычным заботам, связанным с пограничной службой, у Бочкарева прибавились личные заботы. Из соломенного вдовца он превратился в семейного человека. Это и помогало ему скрашивать тяготы пограничной службы и в то же время усложняло его жизнь, тревожило и заставляло порой нервничать, переживать. Он видел, что Тоня не привыкает к новому для нее быту, а с каждым днем все более тяготится им. По крайней мере, ему так казалось.

Он выбрал время и, дождавшись, когда Надежда Петровна осталась одна, зашел к ней посоветоваться.

— Ну что мне тебе сказать, Василий Иванович, — промолвила Стародубцева. — Время теперь другое, да и Тоня твоя другая, Не такая, как я 6 ее годы была. Мы-то с Иваном, поди, жизни настоящей не видели, нам и застава раем казалась. Мебелишка казенная получше, чем из царского дворца, на наш вкус выглядела. А твоей, видишь ли, полировку подавай. Букетик из трех цветочков; из четырех, видишь ли, некрасиво. Или вот мои рукоделия... — Надежда Петровна окинула любовным взглядом завешанные вышивками стены, — тоже не по нутру ей. Твоей Тоне натуральные картины подавай, или какие-то... эстампы... слово-то не выговоришь натощак...

— Чем же мне занять ее, Надежда Петровна? Что придумать? — спросил Бочкарев.

Стародубцева ответила не сразу.

— Может, в строгости ее подержать, Василь Иванович. А ты вот с этим Константиновым Петькой заниматься ей шурами-мурами разрешил.

— Да не шурами-мурами, а французским языком она занимается, — перебил Бочкарев. — Урок она ему дает, понимаете? Тоня — учительница, ей практика нужна.

— Все одно, и на уроке шуры-муры можно устроить. Практики тут особой не надо.

— Так что же прикажете делать? Домострой завести? Или, как советовал кто-то, входя к женщине, не забывать плетку.

— Ну, плетки не надо, тут и прутика хватит, — добродушно заметила Стародубцева. — По одному месту. Любя.

— Вас Иван Иванович в строгости держал? Употреблял прутик?

— А за что? В мои молодые годы я не французским с солдатами занималась, а белье им стирала да огород заставский полола. Коров доила. Сено косила. Намаешься за день так, что думаешь, как бы скорей голову до подушки донести. А дома свои заботы ждут. Малых двое да и за Иваном приглядеть надо. Тут не до шуров-муров было... А твоя Тонечка к корове хоть раз подошла? Картошку помогла копать? Букетики все собирала да листья кленовые утюгом гладила, чтоб зимой красовались. Белоручкой ее мать вырастила. Ты вот целый день и ночь на ногах...