Евгений Сухов - Бандитская губерния

— Так ведь грех это, самосжигаться-то! Это ж все равно что повеситься, — услышал Воловцов из другой группы любопытствующих, собравшихся возле особняка Марьи Степановны Кокошиной. — Или утопиться…

— Не-е, это хужее…

— Верно. И страшнее…

— А может, она случайно облилась керосином. И воспламенилась… — задумчиво проговорила молчавшая до того средних лет женщина.

— Да, говорят, лампу заправляла незатушенную и облилась случайно. А огонь на нее и перекинулся. Старая все же была, подслеповатая, растерялась. А может, сомлела от угарного газу. Вот и сгорела заживо…

— Да какая старая, пятьдесят восемь годков всего ей было! — продолжала возмущаться женщина с колючими глазами.

— А кто говорит про лампу? — снова послышался ядовитый мужской голос. — Небось все сплетни бабьи…

— Ничего и не сплетни, — теперь уже полным басом произнесла высокая женщина с усиками. — Это Наташка-поденщица сказала. Видела она лампу эту. И что сталось с Марьей Степановной — тоже своими глазами видела…

— Тоже мне, знаток авторитетный нашелся — Наташка-поденщица. Видела, вишь ли, она. Да ни хрена она не видела…

— Да нет, сосед, сказывают, что и правда видела. Она ж вместе с Ефимкой и этим здоровущим городовым в комнаты-то кокошинские входила. Вот бы тоже глянуть на угольки-то, что от Марьи Кокошиной осталися…

— Да что вы такое говорите, побойтесь Бога!

— А что? Ее уж не вернешь… И ей теперя все равно: смотрит кто на нее иль не смотрит…

— Послушай, Вань, — просяще посмотрела на племянника тетка, — ты бы сходил туда, разузнал бы все, что там случилось. Марьюшка мне подругой лучшей была, да и у нее никого ближе меня не было. Сын ейный в Петербурге служит, муж помер давно… Сходи, а? А то одни сплетни, неясно ничего…

— Ну, тетушка. Чуть позже ты все узнаешь, — не очень твердо ответил Воловцов.

— Да когда — чуть позже-то? Полицейские ничего не скажут, не положено им такое говорить, — возразила тетушка.

— На суде все узнаешь, — отвел глаза в сторону Иван Федорович.

— На суде?! — ахнула Феодора Силантьевна. — А сколь его ждать, ты знаешь? Полгода? Год? Ну, сходи, Ваня. Тебя же пустят…

Воловцов покорно опустил голову: худо, когда помирают близкие. Да еще так, живьем в огне. А может, не живьем? Может, сначала укокошили старушку, а потом подожгли, дабы замести следы?

В нем проснулось любопытство следователя, мозг заработал в привычном режиме. Он знал, что если войдет в особняк и увидит место происшествия, то уже не сможет оставаться безучастным. И начнет свое следствие. Ну, вот, отдохнул от службы, называется…

Иван Федорович начал медленно пробираться к двери особняка. Открыв ее, он столкнулся нос к носу с городовым, и тот хмуро спросил:

— Чего тебе?

— Мне хотелось бы, сударь, взглянуть на место происшествия, — вежливо произнес Воловцов.

— Не велено, — услышал он в ответ.

— А кем, смею поинтересоваться, не велено? — продолжал излучать вежливость и спокойствие Иван Федорович. — Не смогли бы вы назвать его чин, должность и имя?

Городовой с некоторым сомнением посмотрел на Воловцова и, не решившись прогнать взашей столь воспитанного и явно не местного господина (черт их разберешь, приезжих этих, кто они такие на самом деле), ответил внятно и четко:

— Никого не велено пущать их благородием коллежским секретарем, полицейским околоточным надзирателем господином Петуховым Павлом Викторовичем.

— Тогда скажи ему, — так же четко и внятно заговорил Воловцов, — что его высокоблагородие коллежский советник, судебный следователь по наиважнейшим делам Департамента уголовных дел Московской Судебной палаты господин Воловцов Иван Федорович желает осмотреть место происшествия и просит господина околоточного надзирателя предоставить ему эту возможность немедленно… Выполнять! — неожиданно рявкнул начальственным тоном Иван Федорович, и городовой, вздрогнув от окрика, побежал по ступеням на второй этаж. Буквально через несколько мгновений он, перегнувшись через перила лестничного ограждения, громко крикнул Воловцову:

— Эй, господин! Проходите, можно!

Околоточный надзиратель Петухов был явно разочарован. Он, верно, намеревался увидеть статского подполковника в вицмундире или мундирном сюртуке с галунами, а увидел мужчину в рубахе навыпуск и плисовых штанах, заправленных в опойковые сапоги.

— Гм, — произнес околоточный, оглядев одежду Воловцова и остановив внимание на плисовых штанах. — А разрешите, господин… э-э…