Йен Пирс - Последний суд

— Урод, — прошептал Аргайл.

— Спокойнее, — одернула его Флавия.

— Пожалуйста, пройдемте со мной, — предложил офицер.

— Мы бы с удовольствием, — сладким голосом пропела Флавия, — но, видите ли, мы очень торопимся. У нас совершенно нет времени.

— Мне очень жаль. Обещаю, это займет буквально несколько секунд. Поймите и меня тоже: я обязан проверить.

«Черт бы тебя побрал», — подумала она.

Им ничего не оставалось, как пройти за офицером в смежное помещение. Еще раньше Флавия заметила четырех вооруженных полицейских. Скорее всего оружие не заряжено, но у нее не было охоты проверять.

Офицер завел их в маленькую квадратную комнатку без окон, которую, должно быть, специально проектировали с таким расчетом, чтобы она повергала людей в депрессию: грязные белые стены, неудобные табуретки, стол из пластика и металла. В этой обстановке человек должен был почувствовать собственное ничтожество и осознать себя не личностью, а административной проблемой, которую проще всего устранить, элементарно выдворив из страны.

В комнате было две двери: в одну из них они вошли; другая, противоположная, на мгновение приоткрылась при их появлении и тут же захлопнулась. Молодые люди уселись на табуретки и застыли в напряженном молчании. Флавия впервые на собственной шкуре ощутила, каково это: быть нелегальным иммигрантом.

— О, какой сюрприз, — сказал вдруг Аргайл, увидев вошедшего человека.

— Джонатан, — дружелюбно приветствовал его тот, кого они в последние дни награждали тумаками, били бутылками и сумками по голове и кому ставили подножки. Под левым глазом у него красовался пластырь. — Рад видеть вас снова.

Выражение лица его, однако, свидетельствовало об обратном. Флавия сдержала смешок и решила не напоминать ему о предыдущей встрече. Лучше не провоцировать зверя.

— Не могу ответить вам тем же, — честно признался Аргайл.

— Я и не ожидал ничего иного. Да это и не важно, — сказал мужчина, усаживаясь на табуретку. Он открыл пухлую папку с документами и долго изучал какую-то бумагу — давит на психику, подумала опытная Флавия, — после чего поднял к ним озабоченное лицо.

— И что же нам с вами делать? — спросил он.

— Может, для начала представитесь по всей форме? — предложила Флавия.

Он тонко улыбнулся.

— Жерар Монталлу, министр внутренних дел.

— Мы хотим услышать объяснения. Что происходит?

— О, это просто. Вы являетесь сотрудниками иностранной полиции, и для работы в нашей стране вам требуется разрешение. Мы не даем вам этого разрешения. Так что можете отправляться домой. Что же касается мистера Аргайла, то пусть скажет спасибо, что его не арестовали за контрабанду, и также отправляется восвояси.

— Чушь, — резко сказала Флавия. — Вы тоже не обращались к нам за разрешением, когда приезжали в Италию.

— Я ездил в Рим как гражданское лицо в составе международной делегации.

— Шпионить.

— Это как вам будет угодно. Но при этом я не совершил ничего противозаконного, что могло бы вызвать ваши возражения.

— Ради Бога, два человека убиты. Или это ваша обычная дневная норма?

Он покачал головой:

— Вы начитались шпионских романов, мадемуазель. Мое рабочее место — письменный стол. Осмелюсь предположить, что и ваше тоже. Подобные эскапады являются для меня редчайшим исключением.

— Вероятно, поэтому они столь неудачны, — ехидно бросила Флавия.

Реплика французу не понравилась. Если он и пытался быть дружелюбным, то после выпада итальянки отбросил всякие церемонии.

— Вероятно, — враждебно ответил он.

— Хорошо, — сказала Флавия. — Значит, я возвращаюсь домой и заполняю ордер на вашу экстрадицию по делу об убийстве?

— Я никого не убивал. Говорю же вам: я занимаюсь исключительно бумажной работой. Всякий раз, когда я пытался поговорить с вами, вы лезли в драку. Я найду вам сколько угодно свидетелей, которые подтвердят, что в день, когда убили Эллмана, я находился в Париже. А с Мюллером я даже не виделся. Я заходил к нему на квартиру, но не застал его дома.

— Я вам не верю.

Он безразлично пожал плечами:

— Это ваша проблема.

— Я могу доказать, что и ваша тоже.

— Не думаю.

— Чем вы занимались в Риме?

— Я не обязан вам докладывать.

— Напрасно. По приезде в Рим я раздую из этого дела гигантский скандал. И в ваших интересах отговорить меня.

Несколько секунд он размышлял.

— Ну хорошо, — сказал он. — Вы, конечно же, понимаете, что картина, принадлежащая Жану Рукселю, была у него украдена.