Йен Пирс - Бюст Бернини

— Интересно, как это вам удалось обнаружить, — произнес он.

— Гм, — хмыкнула Флавия, не в силах придумать более подходящего ответа.

— Оба, разумеется.

— Простите?..

— Оба.

Флавия ничего не понимала, но помрачневшее лицо Барклая свидетельствовало о том, что он придает этой проблеме большое значение. Она закивала, как бы давая понять, что именно эта незначительная деталь ее и интересовала.

— Понимаю, — медленно протянула она, — понимаю…

И тогда Барклай, откинувшись на спинку кресла и глядя в потолок, принялся развивать тему, пока Флавия судорожно пыталась сообразить, о чем это он, черт возьми, ей толкует.

— Это продолжалось много лет, — сказал он. — Мне не следовало соглашаться, но Морзби не тот человек, которому можно было говорить «нет». Теперь я понимаю: то был только вопрос времени. Очевидно, что рано или поздно некий человек начнет проверять все эти колонки цифр, складывать и умножать, и увидит, что везде стояла моя подпись как человека, дающего санкцию на выплату. Ну и Тейнета, разумеется.

— Тейнета?

— Да, конечно. Ведь без него я работать не мог. Он проводил все оценки, подтверждал, что данные предметы стоят тех денег, которые был готов выложить за них Морзби. Сначала я думал, что Морзби принимает все на веру. К примеру, он говорил, что готов выложить такую-то сумму, а Тейнет объявлял во всеуслышание, что Морзби пожертвовал вещь стоимостью в эту сумму. Я думал, что старик ничего не подозревал. Я и сам долго ничего не подозревал, просто делал то, что мне говорили.

Барклай откашлялся, помолчал, затем продолжил:

— Разумеется, Тейнет считал, что старик часто переплачивает, но то была исключительно его прерогатива. Однажды он заметил, что эти долбаные европейцы просто дурачат его, и я начал вникать. Но было уже слишком поздно. Я так и видел эту картину. Приходит к нам инспектор налоговой полиции и говорит: «Мистер Морзби на протяжении многих лет избегал уплаты налогов. Утверждал, что платил за то или иное приобретение в два-три раза больше, чем на самом деле. И вы утверждаете, что ничего об этом не знали? Конечно, они бы ни за что и никогда не поверили в это. Оба мы были наивными людьми, слишком цеплялись за свое драгоценное место. И вот я продолжал переводить деньги, часть из них пристраивая на счет, а Тейнет делал приписки в оценочных документах, чтобы было что продемонстрировать налоговикам.

Наконец-то Флавия поняла, в чем дело. Но, чтобы убедиться уже окончательно, спросила:

— Значит, вы перевели в Европу четыре миллиона? Два из них пошли на оплату бюста, два других осели где-то на счетах у Морзби, верно?

Барклай кивнул:

— Именно. Процедура всегда была одна и та же. Морзби представил бы счет, свидетельствовавший, что бюст стоил четыре миллиона долларов. Тейнет тоже подтвердил бы, что он стоит четыре миллиона, а я заполнил бы все соответствующие бумаги, дающие Морзби право на снижение налогов. В результате получалось, что бюст обходился ему почти бесплатно.

— Ну а куда же девались те два миллиона, которые были реально выплачены за бюст?

— Автоматический трансферт владельцу со счета Морзби в Швейцарии.

— Да, но кто он? Скажите, а не могло так получиться, что деньги оседали на банковском счете Лангтона?

Барклай покачал головой и еле заметно улыбнулся:

— О нет. Одной из наиболее характерных черт Морзби была недоверчивость. Да и мир искусства его не слишком волновал. Он со своих служащих глаз не спускал. Я проверял, деньги к Лангтону не ушли. А в полиции мне сказала, что и к ди Соузе — тоже.

И, насколько понимала Флавия, ни к кому другому. Странно все же.

— Ведь все это было немного незаконно, верно?

Барклай кивнул.

— Ну и чему тогда равнялись общие накопления?

— Как раз сегодня утром подсчитал. Он потратил сорок девять миллионов, а заявил, что восемьдесят семь. Точно сказать сложно, но, по примерным прикидкам, ему удалось избежать налогов на общую сумму примерно в пятнадцать миллионов долларов.

— За какое время? Последние лет пять или около того?

Барклай окинул Флавию удивленным взглядом.

— О нет, что вы! За последние полтора года. И дальше дело пошло бы еще быстрее, поскольку его так грела идея создания Большого Музея.

Цифры впечатляли, о таких тратах не мог мечтать ни один итальянский музей. Но Барклая, похоже, занимали совсем другие проблемы.

— На взгляд налогового управления США, дело совершенно незаконное… Они там страшно мстительны. Терпеть не могу эту контору. Только законченные мерзавцы идут туда работать следователями.