Вадим Волобуев - Агент его Величества

– За каким чёртом мы идём в этот парк? – проворчал он, когда они вместе с Катакази, умывшись и позавтракав, вышли на улицу.

– Решил, знаете ли, вывести вас на природу. А то вы совсем закиснете в гостинице.

– Благодарю, но я наглотался этой природы, пока ехал в партизанской арбе. Киснуть в гостинице – как раз то, чего мне сейчас не хватает.

Катакази хмыкнул, но ничего не сказал. Он был настроен весьма решительно.

Перейдя через дорогу, они прошли метров двести по тротуару, мимо пятиэтажных деревянных домов, с которых кое-где облезла краска, и оказались перед фигурной металлической решёткой. Катакази свернул направо, повёл гардемарина вдоль палисадников с кипарисами, поотом вышел к чугунным воротам. Створки ворот были открыты, за ними начинался парк.

– Мило, не правда ли? – спросил Катакази, входя внутрь.

Это был настоящий лес, островок нетронутой природы среди промышленного центра. В разные стороны вели тропинки, исчезавшие в зарослях ежевики и крапивы, седыми исполинами возвышались дубы и клёны, возле ограды лежали горы сваленного сухостоя. Птицы не пели – время стояло позднее, и они уже улетели на юг. Лишь где-то вдалеке стучал дятел, да порхали с ветки на ветку серовато-коричневые воробьи.

– Зачем вы притащили меня сюда? – спросил Чихрадзе, подозрительно оглядываясь.

– У меня есть дело к вам.

– А в гостинице нельзя было его решить?

– Нельзя. Там слишком много ушей.

Они неторопливо пошли по утоптанной дорожке, постепенно углубляясь в лес.

– Скажите, – помедлив, спросил резидент, – эта девушка, которая… мм… пела в театре, она… не приходила к вам?

– О чём вы?

– Я задал вам вопрос. Ответьте на него.

– Какого дьявола, Константин Гаврилович! Я не понимаю вас.

– Вы видели её ещё где-нибудь кроме театра и ресторана?

– Видел, – признался Чихрадзе.

– Где?

– Она явилась ко мне в номер позавчера.

– Зачем?

– Не знаю.

– Она что-то просила у вас?

– Возможно.

– Что значит «возможно»?

– Возможно. Я же не говорю по-английски, и не мог знать, зачем она явилась.

– То есть как?

– Что как?

– Вы не говорите по-английски?!

– Вообразите себе.

– Но позвольте… как же тогда Попов осмелился отпустить вас в путешествие?

– Он отпустил Штейна, а я был приставлен к нему больше в качестве телохранителя.

Катакази изумлённо уставился на гардемарина.

– Ушам своим не верю, – пробормотал он.

Пройдя в молчании пару десятков шагов, резидент изрёк:

– Отчего же вы молчали всё это время?

– Не было случая рассказать.

– Я не верю вам.

– Ваше право.

– И вы ни о чём не говорили с этой девушкой? – помолчав, спросил он.

– А как вы полагаете?

Откуда-то издалека вдруг послышался тонкий женский голос, напевавший всё ту же известную им песню. Мужчины вздрогнули. Чихрадзе – потому, что узнал этот голос, а Катакази – потому, что уловил смысл задорных фраз.

– Господи, что она задумала? – пробормотал он, хватаясь за голову.

Бросив испуганный взгляд на гардемарина, он быстро промолвил:

– Извините меня, Давид Николаевич, я должен оставить вас на несколько минут. Никуда не уходите.

И, не дав грузину опомниться, он бросился в сторону, откуда доносился голос.

Эта песня вилась меж деревьев, возносилась к кронам и гуляла средь ветвей, дробясь на тысячи звуков. Её напев, излучавший несгибаемую волю гордого народа, ножом резал ухо местного жителя.

– Что же это творится? – лепетал Катакази, спеша к дерзкой певунье. – Обезумела она, что ли?

Краем глаза он увидел силуэт человека, бежавшего параллельно с ним. Он остановился на мгновение, присматриваясь. Зрение не обмануло его – действительно, шагах в тридцати от него мчался человек. Не нужно было гадать, кто это такой. Константин Гаврилович разъярённо зарычал и крикнул что есть силы:

– Стоять!

Человек притормозил, оглянулся на него.

– Куда вы бежите? – грозно обратился к нему Катакази. – Я же велел вам оставаться на месте.

Человек тяжело дышал и смотрел на него сумасшедшим взглядом. В глазах его читалась мольба.