Вадим Волобуев - Агент его Величества

– Однако что же привело вас в Вашингтон? – спросил резидент, сменяя тему.

– Гастроли, разумеется. После прошлогоднего пожара здесь вновь открывается театр Форда, и нас попросили сыграть на его премьере.

– Что играете? Опять Шекспира?

– Нет. «Мраморное сердце» Чарльза Селби. Я выступаю там в роли одного грека, оживившего свою скульптуру.

– Пигмалиона?

– Вроде того. – Он помолчал и добавил. – Говорят, будет присутствовать сам Линкольн. – Он ощерился. – Уж я скажу ему пару ласковых со сцены…

Семён Родионович с удивлением присматривался к этому человеку. В нём удивительно сочетались талант и кровожадность, стремление к прекрасному и самая чёрная злоба.

– Скажите, вы знакомы с Фернандо Вудом? – спросил он.

– Нет.

– У вас схожие взгляды. Он рекомендовал мне прочесть одну книжку, где доказываются преимущества рабства…

– И он прав, чёрт побери! Негр – всегда негр, хоть ты обряди его в сутану и назови папой римским. У него на роду написано быть рабом. Мы здесь разводим сопли, плачемся о его печальной судьбе, а он тем временем точит свой тесак, чтобы поживиться добром хозяев. Линкольн – безумец, раз выпустил ораву этих злодеев на свободу. Теперь они получили законное право грабить и убивать белых. Помяните моё слово, мистер Костенко: та война, которая идёт сейчас – лишь цветочки. Ягодки начнутся, когда весь чёрный Юг вступит в армию. Устроят они нам тогда новое Гаити…

– Мне кажется, вы сгущаете краски. Даже у нас в России после отмены рабства не разразилось восстание, хотя некоторые пессимисты пугали новой пугачёвщиной…

– Не знаю, как в России, быть может, ваши негры более мирные. А здесь, поверьте, всё будет именно так, как я говорю.

– Быть может, вы и правы. Хотя, – добавил Семён Родионович, ухмыльнувшись, – наши негры тоже не подарок. Уверяю вас.

Они проговорили целый час. Семён Родионович всё пытался увести беседу подальше от политики, но Бут неизменно возвращал её в прежнее русло. Казалось, у этого человека накопилось возмущение, и он спешил выплеснуть его первому встречному. Костенко усмехался про себя. Этот человек был для него живым примером губительности демократии. Если даже во время войны прямо под боком государственных властей ведутся столь крамольные речи, ничего удивительного в том, что здесь разгорелась война. Странно лишь, почему она не началась ещё раньше. С подобным беспорядком в стране междоусобица уже давно должна была разорвать этот край.

Закончилась беседа так же неожиданно, как и началась. Извергая очередное проклятие по адресу нынешней администрации, Бут кинул взгляд на стенные часы, всплеснул руками и поднялся.

– Прошу меня извинить. Было приятно встретить вас, но дела призывают меня в театр.

– Не смею задерживать, – откликнулся Костенко. – Благодарю за чрезвычайно любопытную беседу. Надеюсь, наши пути ещё пересекутся.

– Дай бог, – пробормотал Бут, озабоченно доставая бумажник. – Хозяин, сколько с меня?

Он оставил деньги на столе и был таков. Семён Родионович допил очередной бокал глинтвейна и тоже встал. Веселящий напиток немного поднял ему настроение, наполнил тело расслабленностью. Расплатившись по счёту, он с чувством потянулся и вышел наружу.

Погода ничуть не изменилась. Было всё так же пасмурно, накрапывал дождик. По улице, громыхая, проехал тарантас. Сидящая в нём дама внимательно посмотрела на Семёна Родионовича через лорнет. Резидент машинально улыбнулся ей и приподнял край шляпы. Дама отвернулась.

«Что же, на вокзал?» – подумал Костенко. Ему захотелось ещё погулять по городу, но он боялся заблудиться. Да и ледяной ветер не располагал к прогулкам. Куда приятнее было сидеть в тёплом зале ожидания, читая американские газеты и слушая разговоры соседей. Возможно, это дало бы ему новую пищу для ума.

Грузно переваливаясь на внезапно отяжелевших ногах, он неторопливо вышел на перекрёсток и, немного подождав, остановил проезжавшего мимо извозчика.

– На вокзал.

Коляска понесла его мимо высоких кирпичных домов с плоскими крышами, мимо парков со статуями в античном стиле, мимо неказистых хибар, на крыльце которых сидели старые негритянки в шерстяных платках. Все эти быстро сменявшиеся образы походили на какой-то сон, и лишь пронизывающий ветер был совершенно реальным, заставляя плотнее запахиваться в плащ.

Дорога до вокзала заняла минут пятнадцать. Увидев знакомое здание, Семён Родионович недоумённо обернулся, словно забыл, где находится. Ему показалось до обидного прозаичным вот так просто покидать американскую столицу, словно ничего не случилось. Был ли разговор со Стеклем в действительности или это ему только показалось? Теперь уже Семён Родионович не мог сказать наверняка. Всё выглядело каким-то нереальным, зыбким, кругом висел какой-то призрачный туман, и в нём, как в опиумном угаре, колебались очертания людей и строений.