Еремей Парнов - Ларец Марии Медичи

– Разве первое предположение неверно? – огорчился Люсин.

– Верно. Очень даже верно. Просто надо было не гадать, а внимательнее прочесть стихотворение. Ведь в конце его говорится: «латинский аметист». Латинский! Католический, значит. Ведь именно так именовали в России католическую веру. Более того: определение «латинский» даже содержит намек на иезуитов. Православные священнослужители в своих проповедях против латинства в первую голову обрушивались на иезуитов. Они и добились-таки, что иезуитский орден был изгнан из пределов Российской империи.

– Только иезуитов нам еще не хватало! – вздохнул Люсин. – И без того полный букет.

– Не в этом же дело. Досадно просто, что я сразу не углядел этот «латинский аметист».

Зазвонил телефон. Юра взял трубку.

– О, Гена! Как? Ну и распрекрасненько! Ничего захватывать не надо – все есть, ну разве что… Ладно… Давай, старик!.. У нас еще много на сегодня дел? – спросил он, положив трубку.

– Да нет. Вроде все уже сделали. А что?

– Тут один приятель хочет завалиться с оч-чаровательнейшей блондинкой. Посидим, поболтаем… Люди они такие милые и интересные. Ты не против?

– Ну что ты, совсем наоборот!

– Вот и я так думаю. Поработали мы сегодня неплохо, не мешает и отдохнуть.

– Как зовут этого твоего знакомого?

– Гена Бурмин. Да ты его вряд ли знаешь. А блондиночку – Марусей. Она у нас очень серьезный хирург… Так ты говоришь, что кинжал в десятой главе? – Он раскрыл книгу. – Ага, вот она. Действительно сплошные точки.

– Здорово! – Юра погрузился в чтение.

Люсин поднял с полу словарь Ларусса и лениво начал его перелистывать.

– Ого! – Юра вскочил с дивана. – Ты посмотри, что я нашел! – Он протянул Люсину пушкинский томик, ногтем отметив место.

– Ты думаешь? – недоверчиво улыбнулся Люсин.

– А то нет! И почему бы нет? Это ведь та же самая глава! Может, Пушкин и знал что-то об этом кинжале?

– Сначала нужно доказать, что кинжал был на самом деле.

– Вот этим-то мы и займемся!

– Только в свободное время, Юр. Умоляю! Иначе мы потонем без возврата. На дно пойдем.

– Но мы же обо всем договорились. Ты ради Бога не беспокойся. Все будет тип-топ.

– Только не очень увлекайся, Юр! То есть увлекайся, конечно, но не забывай про стержень. Я очень уважаю художественную литературу, но ты все же больше на историю нажми. Ладно? Александром Сергеевичем лучше потом займемся…

– Все будет в полном порядке! Ты только не волнуйся. В процессе работы многое прояснится. Художественная же литература тоже может дать важные исторические свидетельства.

Мелодичными колокольчиками заиграл дверной звонок.

– Гости идут! – обрадовался Юра и подбежал к двери. В коридоре уже рокотал довольный бас Гены Бурмина.

– Здорово, старик! Здорово… Как дела?

Были страшные знамения. Хвостатая звезда пронеслась, и говорили, что подобна она срезанной голове. Отсюда, с гор, по ночам хорошо были видны зарева догорающих деревень. Воронье тянулось к старой Каркассонской крепости, к Тулузе, Фуа.

Арденнский вепрь опустошал страну. Крестьяне кинулись в горы, да поздно. Повсюду на перевалах стояли уже Монфоровы стрелки.

Только о горной тропе на замок Юссон, у самой испанской границы, еще не дознались крестоносцы. Благодарение доброму Богу, ослики, груженные золотом, прошли благополучно. Вчера гонец воротился с письмом от юссонского барона, что груз получен в целости и караван снаряжен для обратного пути. Значит, на другой день, если ничего не случится, следовало ждать подкреплений.

В круглой башенной келье делалось все сумрачней. Но за мавританской решеткой оконца горел, плавился такой невероятно золотой и зеленый предвечерний свет, что епископ медлил зажечь плавающий в масле фитиль.

– Сколько мы еще сможем продержаться, как вы думаете, Мирпуа? – спросил он коменданта, не отходя от окна.

– О, сколько угодно! – с излишней, может быть, беспечностью отозвался комендант. – Наши горы неприступны, вы же знаете это, Наставник Совершенных. – Он выступил из пыльного сумрака как был, в одной только полотняной рубахе до пят, не остывший еще после вылазки. Расстегнутые доспехи его лунной синевой поблескивали возле холодного очага. – К сожалению, я не могу сказать того же о самом Монсегюре… Вы тогда не захотели прислушаться к моим советам…