Еремей Парнов - Александрийская гемма

За дачу, понятно, больше всего пили. При этом «Двин» и лимонную водку перемежали пльзенским пивом, отчего вскоре, по меткому замечанию Альбины выпали в осадок.

Она-то как раз пила меньше всех, лишь пригубливала, устремив поверх рюмки тягуче-медлительный взгляд. Встретившись с ней глазами, Алексей вдруг понял что-то такое, от чего ему сделалось душно и беспокойно. Горячая волна перехватила дыхание, и уши стали гореть, как в огне. Перехватив еще один такой же взгляд, он поторопился уйти, сославшись на какую-то там работу.

Назад возвратился часа через два, когда все разъехались по домам, а его точно током ударило, пронзив насквозь до малейшей жилочки. Из того, что случилось потом, он запомнил тепло ее тела под смятым шелком и дрожь своих натруженных рук.

Дарить ей ту каменную печатку никак не стоило. Дураку и то ясно. Хотя, конечно, какая-то память должна быть. Все должно завершаться красиво.

Однако уже на следующий день, ближе к вечеру, он был разбужен треском подкатившего к самому резному крыльцу мотоцикла. Перебегая на цыпочках от одного занавешенного окна к другому, ему удалось рассмотреть сквозь щели милицейского лейтенанта в шлеме и сидевшего в коляске Архипа Ивановича, коменданта поселка.

Лейтенант постучал затянутым в кожаную перчатку кулаком сначала в дверь, а затем и по ставням, но Алексей, само собой, не подал признаков жизни. Насколько он сумел разобрать, разговор у мента с Архипом Ивановичем вертелся вокруг его, Алеши, скромной персоны. Лейтенант все больше интересовался, что он за птица, откуда пришел и где может обретаться в данный отрезок времени. Но ни на один из вопросов комендант так и не смог ответить, потому что не знал о протасовском стороже практически ничего. Алексей догадался, что его положение хоть и трудное, но не пиковое.

Поиск шел, что называется, вслепую. Искали не его, раба божьего, персонально, а на всякий случай проверяли всех и каждого. «Очевидно, обнаружили труп», — рассудил Алексей.

Дождавшись темноты, Алексей пехом рванул в сторону Калинина. Полоса сплошных ливней прошла, и он без осложнений дотопал до четвертой от Синеди станции. Только там решился сесть в электричку. И то, выскочив из кустов в самый последний момент.

Когда сомкнулись резиновые прокладки дверей, он облегченно перевел дух. В пустом вагоне дремал, полураскрыв рот, усталый железнодорожник.

По возвращении в Москву Березовский пригласил Люсина провести выходной день в подмосковном Доме творчества.

— Нам нужно обстоятельно потолковать, — объяснил Юра. — Только где? При одной лишь мысли о ресторанах мои истерзанные суставы пронзает дрожь. Ляля же, как назло, затеяла ремонт, что в наше время приравнивается к стихийному бедствию. Так что сам видишь, старик, деваться некуда.

Пришлось отправиться на прогулку по асфальтированному шоссе, опасливо сторонясь пролетавших автомобилей, с шипением выплескивавших мутные лужи.

— Зато к обеду будут пирожки с капустой, — попытался подсластить пилюлю Березовский, то и дело вырываясь вперед и угодливо оборачиваясь.

Люсин удовлетворенно кивнул. Он все равно не жалел, что вырвался на природу. Наташа готовила Т„му к химической олимпиаде, и перспектива провести долгий день наедине с собственной персоной отнюдь не вдохновляла.

— Как съездил, старик? — спросил Люсин и, подобрав кем-то брошенный прутик, со свистом рассек воздух. — По твоим восторженным междометиям я понял, что грандиозно.

— Лучше не бывает! Однако твой несколько пренебрежительный скепсис подействовал на меня, как ушат ледяной воды. Судя по всему, я безнадежно опоздал, и мои герметические разыскания тебе уже никак не нужны. Ты и без них все доподлинно знаешь. Верно?

— Это как взглянуть, Юра. С сугубо оперативной точки зрения, твоя готическая жуть может лишь помешать мне. К чему задуривать себе голову, так ведь? Но есть еще один аспект — нравственный, который неизбежно выходит на передний план. Ты понимаешь меня? Солитов принадлежал к числу людей, чьи дела надолго переживают бренную, как ты говоришь, оболочку. Когда преступник будет задержан, справедливость восторжествует и все такое прочее, встанет вопрос о творческом наследии. Тогда и выяснится истинная цена твоих архивных находок. Вернее, настанет пора для таких вещей. — Он достал сложенную вчетверо, изрядно помятую бумажку. — Это я специально для твоего архива захватил… Может, еще одну книжку сделаешь, чем черт не шутит?