Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

На этой же телеге уже в наручниках в сопровождении двух полицейских сидел Камиль. Увидав труп, он взвыл:

— Ух, шайтан! Ты и тут Прокошу обманула... Ведьма!

Камиль ни в чем не запирался. Он рассказал историю своего знакомства с Прокофием, о том, как они крепко подружились. Не скрыл, что люто ненавидел Марию. Он был уверен, что она изменяет Прокофию. Камиль стал следить за девицей. Узнав, что она опять появилась в “Париже”, Камиль понесся к Прокофию. Убедившись в коварстве возлюбленной, тот был так потрясен, что решил свести счеты с жизнью.

Гибель друга поразила Камиля нечеловеческой болью. Страстно жестикулируя, он признался Соколову:

— И тогда я поклялся: “Перед лицом Аллаха заявляю: теперь эта женщина всегда будет с тобой, мой покойный друг, мой кунак!” Я знал, где эта женщина живет. Я выследил ее и зарезал. Это было совсем недалеко от ее дома, где густые кусты бузины. Я спрятал эту женщину. Хорошо спрятал. Вчера вечером, когда кладбище было еще открыто, я пришел, увидал, что могила готова, дно застелено хвоей. Я нашел лопату, положил рядом. И вот наступила ночь. От трактира на Преображенке я угнал лошадь с телегой. В телеге было сено. Я съездил за трупом, в сено спрятал.

— А как же на кладбище... ее?

— Через забор бросил Марию, потом — сам. Я в темноте, знаешь, вижу, как барс.

— А закопал плохо! Тебе не жалко Марию?

— Жалко? — Камиль выкатил глаз. — Эта женщина... — Он сжал кулаки. — Из-за нее мой кунак погиб. Я мстил. Она была плохая женщина. А Прокофий был очень хороший человек. — Он замолк, потом тихо сказал: — Жаль, что мать и братьев своих не увижу.

— А зачем же ты сегодня пришел?

Камиль укоризненно покачал головой:

— Как же я мог не прийти?! Хоронили моего друга. Понимаешь?

И дальше Соколов сделал такое, что мог сделать только он: подошел к массивному двустворчатому, с

толстенными стеклами окну, распахнул его. Затем из папки с вещественными доказательствами достал паспорт на имя Элдара Галеева, изъятый при аресте, и положил его на стол. Затем, немного подумав, Соколов достал бумажник и вытряс на стол почти все его содержимое. Выразительно посмотрел на чеченца:

— Убирайся, паразит, в свои дикие горы! Тоже мне — мститель. Коли еще мне попадешься — сам башку откручу.

Камиль, не веря ушам своим, слушал этого громадного и очень красивого русского. Даже подумал: “Такой замечательный человек хорошим бы чеченцем был! Уважаемый...”

Соколов вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь.

Когда он вернулся, ни чеченца, ни паспорта не было. Зато деньги лежали на месте.

Соколов поднял глаза на икону святой Владимирской Божией Матери, висевшую в углу над его столом:

— Прости, Царица Небесная, сие мое служебное нерадение...

Когда Кошко узнал об очередной проделке Соколова, он захлебнулся от негодования. Размахивал руками, не находил клеймящих слов:

— Ты, Аполлинарий Николаевич, понимаешь, что наделал? Да такого никогда еще не было. Отпустить убийцу, беглого арестанта! Граф, тебе это игрушки? Ай-яй-яй! А я что теперь делать должен? Все, терпение мое иссякло: пишу рапорт на имя Яфимовича, изложу твои художества.

Полицмейстер Москвы генерал Яфимович отличался крутым нравом.

Впрочем, Кошко был душевным человеком. Рапорт он не написал, но дабы проучить самоуправца, отстранил Соколова на два месяца от сыскной работы.

Соколов, не испытав ни угрызений совести, ни особого огорчения, уехал к себе в Мытищи.

Дело об убийстве мещанки Марии Грачевой было закрыто за неотысканием преступника.

Камиля с той поры никто больше не видел, он словно сквозь землю провалился. В горы к себе небось ушёл.

Когда Соколова спрашивали: “Какое самое необычное преступление вам приходилось распутывать?” — то знаменитый сыщик отвечал: —Дело семейки Виноградовых. Кажется, это были выходцы из ада — столько в их кровожадной натуре бессердечия и истинно дьявольской изобретательности”.

Все началось с обычного письма с почтовым штемпелем “Варшава”.

— Это пишет мой давний осведомитель, отпетый разбойник и вор по фамилии Нагель, — сказал Кошко случившемуся рядом Жеребцову. — Я пользовался его услугами в Риге, когда был там начальником сыскной полиции. Я отправился в Москву, а Нагель поехал ловить воровское счастье в Варшаве. Раз весть подал, стало быть, дело есть. Я тебя, Коля, выведу на него. Мне-то нынче с информаторами заниматься некогда.