Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

Государь, Императрица, изысканный ужин, музыка, танцы, юные красавицы в роскошных туалетах...

Вейнгарт с нескрываемым изумлением смотрел на Соколова. Тот вздохнул:

— С той поры и прижилось это выражение — “пасть порвать”. Теперь надо порвать пасть этому двуногому хищнику. И кое-что я, кажется, придумал. Мой ход будет простым. И визы прокурора не понадобится.

— Все гениальное просто.

— Согласен! Я попробую попасть к Блиндеру-Шварцу на медиумическое собрание. Вы, Альберт, кстати, бывали на таких сеансах?

Вейнгарт фыркнул:

— Увольте, граф, это место для психопатов!

— Жаль, а то ваш зоркий глаз наверняка бы заметил кое-что замечательное. По рассказам очевидцев, я себе составил картину происходящего. И, кажется, проник в нехитрые тайны явления духов. Возможно, есть в комнате потайной вход. Хотя в дом проведено электричество, но, весьма вероятно, именно в гостиной медиум отказался от этого блага цивилизации.

— Браво, граф! — Вейнгарт с восхищением хлопнул в ладоши. — Да. Побывавшие на сеансах утверждают, что в гостиной медиум пользуется исключительно свечами.

— Почему не держит электрического света? Ясно, что боится: вдруг кто-то во время сеанса включит его! Бог даст, скоро вырвем у этого змея ядовитое жало.

Дом Блиндера, как помнит читатель, был расположен почти напротив Цвингера — картинной галереи. Утром в дверь постучала почтенная дама. Это была сотрудница секретной полиции. Когда юноша-слуга допустил даму к медиуму, она сказала:

— Мой родственник, богатый негоциант из Парижа, находясь проездом в Дрездене и прослышав о ваших, господин Шварц, необыкновенных способностях, хотел бы побывать на сеансе.

— Но я не думаю в ближайшие дни устраивать сеанс.

— Родственник очень просит вас, господин Шварц! Когда еще занятому человеку представится подобный случай? Быть в Дрездене — это значит посетить картинную галерею и великого Шварца. — Дама сделала паузу. — Родственник за деньгами не постоит. Сколько это стоит?

Блиндер-Шварц важно произнес:

— Во время сеанса у меня большие энергетические потери. Так это будет стоить... — медиум закрыл тяжелые веки. — Это будет стоить три тысячи пятьсот шестьдесят пять марок. (В архивном полицейском деле названа именно эта несуразная цифра!)

Дама вздрогнула, но справилась с собой, угодливо улыбнулась:

— Родственник хочет общаться с духом самого Наполеона!

Лицо Блиндера-Шварца приняло значительное выражение. Он важно покачал головой:

— Таки об этом надо говорить сразу, а вовсе не по порядку. Если Наполеон — на тысячу марок стоит дороже. Сеанс назначаю на пятницу, пусть приходит в девять вечера.

...До сеанса оставалось три дня. Соколов наслаждался досугом и красотами сказочного четырехсотлетнего города. Он прогуливался по мосту Августа, приходил в Нейштадт — Новый город, любовался колоритными торговками в допотопных шляпах и туфлях на толстой деревянной подошве, стук которых о брусчатку был слышен за версту. Побывал в Гроссэргартене — замечательно ухоженном парке, съездил и в Саксонскую Швейцарию — совершенно сказочное место с водопадами, дикими зарослями и благоустроенными тропинками.

И целый день провел в картинной галерее, расположившейся недалеко от Брюлевской террасы. Выглянув в громадное окно, Соколов долго смотрел на изящный, словно игрушечный домик, видневшийся слева, — владение бывшего одессита, скрывавшего тайну, которую следовало разгадать.

И вот наступил долгожданный день. Сыщик подкатил к подъезду дома медиума на авто — взял напрокат. Два электрических бра освещали крыльцо. Дверь перед Соколовым открыл худощавый молодой человек с прыщеватым лицом и оттопыренными ушками. Он вежливо поклонился и провел гостя наверх. Здесь в ожидании сеанса томилось человек десять, преимущественно дамы почтенного возраста.

Собравшиеся, напустив на себя ужасно умный вид, вели беседу о “чудесах и чудесном”.

Дама в большом тюрбане с перьями задушевным тоном рассказывала:

— Прошлый раз во время сеанса у господина Шварца я почувствовала явственное прикосновение к руке. Такое, знаете, легкое, как дыхание грудного младенца. Я вначале испугалась, а уж потом поняла: это к доброму известию.

Внимательно слушавшая ее женщина в шелковом черном платье и с такими же черными, с маслянистым блеском глазами, оказавшаяся женой прокурора, удивленно спросила: