Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова

...Так и тащилась эта братия, простаивая и перед богатым крыльцом, и перед почерневшей развалюхой. Старательно тянули «лазаря», пуская в голос жалобную слезу.

На отшибе богатого села на порог вышла пышная, как пудовый пирог, молодайка, в яркой новой одежде. Долго и откровенно пялила глаза на Соколова. Потом кивнула ему:

— Заходи, королевич, поснедай свежих щей!

Андрюшенька тоже было двинулся за графом, но молодайка бюстом загородила проход.

— Тебя не звали! Вот вам, выпейте в трактире! — дала монету и закрыла дверь изнутри на тяжело стукнувший засов.

...Через час Соколов нашел своих бродников в трактире.

Андрюшенька, человек бывалый, прищурил хитрый глаз:

— Дала чего? Имею в виду — денежного?

Братия раскатилась смехом.

Соколов улыбнулся и показал золотой гульден.

Андрюшенька состроил укоризненную мину:

— Ой, срам бесстыдный! Стяжать надо Дух Божий, а не блага мирские. — Протянул руку: — Отдай мне!

Вскоре Соколов понял, что столь удачно странническая жизнь складывается редко. Чаще нищенскую братию пинали и срамили, потешались и травили. Мальчишки швыряли в них грязью и каменьями, полицейские глядели с нескрываемой злобой.

Даже погода словно осерчала: сверху то сыпал снег, то лил холодный дождь.

Андрюшенька кряхтел:

— Страннический подвиг для тела истязателен, зато для души радостен. Эх, скорей бы до России добрести. Народ там шире душой, тороватей.

...Добрые люди все же и тут встречались: пускали на ночлег и кормили чем Бог послал.

Все ближе была милая сердцу Россия.

Нагрудный карман сыщика приятно согревал список большевистских агентов. И это придавало сил. Соколов понимал: дорог каждый час, иначе, предупрежденные большевистским вождем, заговорщики разбегутся как блохи по старой перине.

Соколов уже стал удивляться самому себе: «Столько времени иду, и, слава Богу, никаких приключений! Может, так и доберусь до России благополучно?»

Ан нет! Не довелось...

Не доходя верст двадцать до Львова, странники зашли в богатое село. Постучались в высокие тесовые ворота. Не ведали, что здесь обитает комиссар местной полиции.

В калитку выскочила толстая баба в новом цветастом переднике и с перекошенным от злобы лицом. Это была жена полицейского комиссара-австрийца. Едва завидев нищих, заорала:

— Воры, русские разбойники! Ату, ату!

Она спустила на странников громадного пса. Тот со злобным рычанием, оскалив клыки, бросился на странников. Каждый, кто как мог — кто костылем, кто прутом, — отмахивался от злого зверя.

Комиссарова жена, подперев руки в боки, покатывалась со смеху. Вдруг пес повернулся к Андрюшеньке, прыгнул на юродивого, повалил в сырой снег, слюнявой мордой отыскивая шею жертвы, чтобы перегрызть ее.

Андрюшенька хрипел, отбивался руками, исцарапанными собачьими когтями. Запах и вкус крови еще более распалял пса, да и силы были не равны. Мгновение — и пес разорвал бы убогого.

Соколов кинулся на помощь. Он схватил за задние ноги пса, оторвал от жертвы и с размаху с жуткой силой стукнул о забор. Зверь враз обмяк, затрясся в предсмертной судороге. Соколов швырнул его к ногам злющей бабы.

Та зашлась проклятиями, призывая на головы несчастных все болезни и беды мира.

— Чтоб все вы, русские, передохли! Сейчас мужу скажу. Он вам задаст! — и, подхватившись, понеслась к кирпичному казенному зданию, стоявшему напротив.

Странники далеко уйти не сумели.

Конный разъезд — двое австрийских верховых — нагнал их в полверсте от села. Верховые загородили дорогу.

Мордатый полицейский с шашкой в ножнах и арапником в руке, видимо, старший, угадав в Соколове обидчика Комиссаровой жены, лягнул его ногой в грудь и обратился к своему товарищу:

— Посмотри, Иоганн, какой здоровый русский мужик! Мне бы такого батрака — лучше коня пахал бы...

Иоганн, у которого за плечом висело ружье, рассмеялся:

— Твою Лотти пахал бы он! А этот, босой, — настоящий дурак. На шнапс надо с них содрать.

— Конечно! — сказал тот, кто мечтал Соколова иметь батраком. И на ломаном русском строго произнес: — Давай мне деньги! Нет — аллее в тюрьма. Ферштеен?

Странники, привыкшие к подобным грабежам, повздыхали, поскребли в тряпочках, завязанных узлом, повытягивали из разных потайных мест. Ссыпали медные гроши в заскорузлую ладонь юродивого Андрюшеньки. Юродивый подошел к мордатому полицейскому, протянул монетки: