Валерий Иванов - Петля Времени

- Очки разбили при задержании? - капитан пытался нашарить в кипе бумаг бланк протокола допроса подозреваемого.

- Это пенсне, - робко поправил его дребезжащим тенором арестант, - понимаете, я привык....

Но дознаватель уже нашел нужный формуляр и махнул вбок рукой, прерывая объяснения.

- Фамилия? - отрывисто спросил он, стряхивая каплю чернил с пера потрепанной авторучки.

- Фагот, - послушно ответил задержанный.

Капитан нахмурился, он не терпел блатных кличек и не понимал, как можно людей обзывать названиями предметов, животных и прочей атрибутики окружающего мира.

- Ты, кликуху-то оставь для своих корешей, - раздраженно отреагировал он, - в камере можешь быть хоть фаготом, хоть тромбоном. Фамилия, как?

- Коровьев, - уныло поведал подозреваемый, еще и фамилией своей, добавляя несуразицы в свой облик.

Покончив с анкетными данными, энкаведешный борец с преступностью, подбавив свирепости лицу и металла в голосе принялся колоть задержанного на предмет причастности к известной бандгруппе.

Обычные и привычные капитану методы пряника, перемежающегося с кнутом, результатов не дали. Клетчатый арестант раскалываться не желал, приводя дознавателя в бешенство своим манерным козлиным голоском и полным отрицанием своего членства в "Черной кошке".

Алея щекой и розовея наливающейся припухлостью под глазом (пенсне, оберегая от дальнейшего превращения его в куски металла и стекла, он успел спрятать в боковой карман куцего пиджачка) задержанный плел все, что угодно, но только не на заданную тему. Он начисто отвергал обвинения в нанесении телесных повреждений голому неизвестному человеку, который, как сообщили дознавателю, остался жив. При этом, причиненный выжившему вред, он отчего-то пытался свалить на неизвестного капитану прокурора Понтия Пилата, коверкая его должность обидным названием "прокуратор", за что получил и во второй глаз, успев, правда, подставить первый.

Предполагая, что от интенсивного допроса у арестованного слегка съехала крыша, энкаведешник требовал адреса "малины" и явок, где могли находиться означенные бандиты по кличкам "Понтий" и "Пилат" и получал в ответ неведомый "Иерусалим" и, уж совсем неизвестную "Кесарию".

- Таких ресторанов, кабаков и притонов в Москве нет! - и ухо задержанного медленно расцвело малиновым бутоном, - что ты мне фуфло впарить пытаешься?

В процессе допроса разъяренный капитан услышал еще множество неизвестных ему слов, подтверждающих намерения допрашиваемого интеллигентика подчеркнуть свою ученость и уличить в незнании, скажем, термина "инвектива" представителя всесильного и всезнающего НКВД.

Арестант наговорил ему столько незнакомых имен, похожих скорее на воровские клички, что дознаватель уже перестал их и записывать, полагая, что подлый бандюга просто перечисляет всех своих знакомых корешей, с которыми сидел по лагерям.

Наконец, они, похоже, надоели друг другу. Капитан залпом выпил очередной стакан противной, отдающей ржавым железом, тепловатой воды, а арестованный клятвенно выдрал последнюю пуговицу из совсем утратившего вид пиджака, чему энкаведешник не препятствовал - все равно обрежут перед помещением в камеру.

- Значит так, падла, - тяжело дыша, протянул капитан, - или ты....

Но тут случилось нечто необычное.

Здоровый глаз арестанта внезапно зачернел совершеннейшей пустотой, откуда вырвался темный сгусток, пробуравивший враз черепную коробку дознавателя и приведший его в состояние полного ступора.

- Меня обвиняют в похищении каких-то долларов, фунтов, лир и марок, принадлежащих бедным студентам технического училища - произнес вкрадчивый голос задержанного, - а, не скажет ли уважаемый представитель сыска и карающего меча, кто украл девятнадцать золотых десятирублевых царских монет при обыске у валютчика Хамицевича?

Человек в гимнастерке с капитанскими шпалами вздрогнул. Такой обыск, действительно, имел место месяца полтора назад. Более того, горстка монет с профилем последнего российского императора Николая II

и впрямь были опущены в карман широченного коверкотового галифе с малиновой полоской посередине.

А, как было не взять, если из хитроумного тайника, вмурованного в действующий камин, достали стандартное оцинкованное ведро, почти доверху наполненное этими монетами, ошибочно именуемыми в народе "червонцами". И, пока он тащил тяжеленное ведро в комнату для пересчета их поштучно вместе с понятыми, чья-то блудливая ручонка зацепила пригоршню блестящих золотых кругляков и сунула их в карман, притоптав грязным носовым платком, чтобы не звенели. В дальнейшем монеты были спрятаны в облезлой настольной лампе, стоявшей на тумбочке возле кровати, на которой спал сыскных дел мастер. В своей, естественно, квартире.