Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней

Некоторое время мы сидели молча.

— Вы сказали, что вам что-то от меня нужно?

— Я сказала, что это просьба — а также приглашение.

— И что же это?

Анхесенамон нервно замялась.

— Ты не согласишься сопровождать меня при погребении царя? Оно должно состояться завтрашней ночью.

Вот так получилось, что я присоединился к погребальной процессии Тутанхамона, некогда Живого образа Амона и владыки Обеих Земель, сопровождая его в вечность, как он сам и просил меня в свои последние часы. Тело лежало в дворцовых покоях царя, завернутое в белые льняные пелены, внутри последнего из вложенных друг в друга саркофагов. Царь выглядел чистеньким и аккуратным, словно большая, искусно сделанная кукла, перевязанная золотой тесьмой и украшенная амулетами.

Анхесенамон торжественно обвила его шею ритуальным ожерельем из живых цветов, синих и белых. На шею также надели золотую пектораль с изображением грифа и скарабея под ним, а на грудь возложили золотого сокола. Руки царя были скрещены на груди, золотые пальцы сжимали скипетр и плеть — символы царской власти. Мне вспомнилось, что я был последним, кто держал настоящую руку царя, когда жизнь утекала из него. Похоронные пелены венчало произведение искусства невероятной красоты и великолепия: погребальная маска, созданная из чистого золота лучшими ювелирами и изображавшая горделивое лицо бога Осириса. Но зато мастера аккуратно воссоздали глаза Тутанхамона, лукавые, настороженные и сверкающие, под темными лазуритовыми изгибами бровей — сработанные из кварца и обсидиана, они уверенно глядели в вечность. На лбу царя сверкали коршун и кобра, священные защитники. Я подумал, что, пожалуй, как раз такое лицо царь и захотел бы иметь для встречи с богами.

Наша процессия двигалась по дворцу. Мне было позволено идти позади Анхесенамон, рядом с Симутом, который кивнул мне, — он был рад меня видеть. Эйе шел рядом с царицей. Он сосал лепешечку с гвоздикой и корицей, запах которой время от времени долетал до меня: у старика снова болели зубы. Я не мог заставить себя почувствовать к нему жалость. Когда мы вышли из западных ворот дворца, свежий ночной воздух был прохладен и ясные звезды мерцали в глубинах вечного океана ночи. Мумию в открытом гробу положили на золоченый катафалк, украшенный защитным фризом из резных кобр и увитый гирляндами. Остальные гробы, вложенные один в другой, следовали за нами на другой колеснице, ее тащили быки, поскольку их вес был огромен. Двенадцать высокопоставленных сановников, среди которых были Хаи с Пенту, облачились в белое; на их головах в знак скорби были белые повязки. По сигналу они все вскрикнули в один голос и налегли на постромки: их задачей было тащить первый, более легкий катафалк на полозьях по вымощенной камнем Дороге Процессий.

Мы двинулись по Дороге Процессий, направляясь на запад и затем на север. В отдалении, на фоне посеребренных луной утесов, вырисовывались четкие контуры длинного, приземистого храма Хатшепсут. Продвижение было медленным и трудоемким. Вдоль всего пути, в стратегических точках маршрута, Симут расставил отряды охранников, вооруженных мощными луками. Окрестности дворца притихли под надзором луны, ночные тени лежали причудливыми глыбами. Наконец мы добрались до входа в Долину Царей и свернули к западу, влево, а потом еще раз налево, в самую потаенную долину восточного некрополя. Вскоре процессия медленно прошла между огромными, изъеденными временем каменными бастионами, обрамлявшими вход в гробницу.

Когда мы в конце концов оказались на месте, моему взгляду предстали груды и штабеля предметов, которые уже были выгружены и уложены под белыми льняными покрывалами, словно бы царский двор переезжал из одного дворца в другой. Должно быть, это были погребальные дары, которые предстояло поместить в гробницу после того, как завершатся обряды и гробы будут уложены и запечатаны внутри саркофага.

Лампы осветили шестнадцать вытесанных в камне ступеней, которые вели вниз, в гробницу, и пока все готовились к проведению обрядов, я спустился туда. Я был потрясен тем, что открылось при свете ламп, — вход в гробницу еще не был завершен; судя по всему, в проходе едва успели прибраться перед церемонией. На ступенях валялись кувшины с бинтами и натронной солью и мехи для воды, брошенные работниками и поспешно отодвинутые в сторону. Через вырубленный в камне дверной проем я вошел в Зал Ожидания.

И здесь тоже работа была не закончена. На наклонном полу и еще не обтесанных каменных стенах виднелись красные пометки и направляющие линии каменщиков, пол был усыпан невыметенной крошкой и осколками известняка. На стенах поблескивало золото — рабочие, перетаскивая царскую мебель, в спешке оцарапали ее об углы. В воздухе пахло горелым — свечным воском, маслом, благовониями, тростником; казалось, сам грубо отесанный камень стен и низких потолков был пропитан въевшимися воспоминаниями о множестве зубил, что вгрызались здесь, осколок за осколком, удар за ударом, в коренную породу.