Иногда мой взгляд устремлялся к хаотическому скопищу крыш в той стороне, где вдали, на другом конце города, находился дворец Малькатта. Я рисовал себе все то напряжение и борьбу за власть, которая, должно быть, до сих пор протекает там, пока тело Тутанхамона проходит через последние Дни Очищения, готовясь к погребению. Я думал о Хоремхебе, чей величественный корабль по-прежнему покачивался на волнах гавани, о Хаи, пьющем вино в своем кабинете, об Эйе, в одиночестве и в безупречности своих комнатах стискивающем кулаки от непроходящей зубной боли. Я думал об Анхесенамон — как она меряет шагами свои освещенные светильниками покои, придумывая способы победить в этой настольной игре, именуемой политикой, и обеспечить будущее своим еще не рожденным детям. И еще я представлял себя самого, погруженного в мысли и прихлебывающего вино посреди ночи, больше разговаривающего с Тотом, чем с кем-то еще, — возможно потому, что он прошел вместе со мной через все. Он один мог меня понять. Вдобавок, он не умел говорить.
А потом, однажды вечером, вскоре после заката, я услышал, как кто-то стучит в калитку. Отворив ее, я увидел окруженную дворцовыми стражами колесницу; это было словно видение на моей суетливой улочке. Прохожие оборачивались, благоговейно взирая на небывалое явление. Почему-то я ожидал, что за порогом увижу худое, угрюмое лицо Хаи, однако там, настороженно поглядывая на меня, стояла Анхесенамон. Из предосторожности она была закутана в льняной балахон.
— Вижу, мой приход тебя поразил. Могу я войти? — с каким-то стеснением спросила она.
Я представил себе, как отказываюсь иметь хоть какое-то дело с кем-либо из этих людей, не говоря уж об участии в их дворцовых интригах, — но обнаружил, что не могу закрыть дверь у нее перед носом. Я кивнул, и она робко сошла с колесницы в своих золотых, превосходного качества сандалиях — чересчур хороших для этой улицы — и под прикрытием зонтика поспешно вступила в мои скромные владения.
Танеферет была на кухне. Когда мы проходили мимо нее в гостиную, где мои домашние редко проводили время, она увидела, кого я привел, и внезапно словно бы погрузилась в транс. Потом, спохватившись, Танеферет склонилась в низком поклоне.
— Да будете вы живы, благополучны и здоровы, ваше величество, — спокойно произнесла она.
— Надеюсь, ты простишь меня за этот нежданный визит. С моей стороны это грубо — появиться без приглашения, — ответила царица.
Танеферет, изумленная, только кивнула. Две женщины настороженно оглядывали друг друга.
— Прошу пройти в гостиную. Сейчас я принесу закуски, — наконец сказала Танеферет.
Мы уселись на скамейки в неловком молчании. Анхесенамон оглядела ничем не примечательную комнату.
— Я так и не поблагодарила тебя за все, что ты для меня сделал. Я знаю, ты заплатил очень высокую цену за свою верность — под конец она стала чрезмерно высокой. Может быть, ты примешь это в качестве некоторого возмещения, хоть и недостаточного?
Она протянула мне кожаный мешочек. Я открыл его и вытащил наружу золотое ожерелье — «золото славы». Это была великолепная и весьма ценная вещь, величайшего качества, изготовленная с огромным мастерством; я смог бы многие годы кормить семью на вырученные за нее деньги. Я кивнул и засунул ожерелье обратно в мешочек, совершенно не ощущая ничего из того, что, наверное, должен был чувствовать, принимая в дар такое сокровище.
— Благодарю вас.
Повисло молчание. Я слышал, как Танеферет на кухне готовит нехитрое угощение.
— Этот дар — лишь предлог. На самом деле желание увидеть тебя посещало меня каждый день, но я воздерживалась от того, чтобы за тобой послать. Я никак не могла собраться с духом, — призналась Анхесенамон. — Только теперь я поняла, насколько привыкла полагаться на тебя.
— И все же вы пришли, — отозвался я, возможно, чересчур резко.
— Да. Пришла. Я часто думала о том, каков ты у себя, в окружении своих домочадцев. Я хотела бы их увидеть. Это возможно?
Девочкам всегда были интересны любые посетители, и из любопытства они только и искали случая пообщаться с ними. Вот и сейчас дочери уже шумели на кухне — я слышал, как они наперебой расспрашивают мать о том, кто же наш неожиданный гость. Я позвал дочек. К их чести, войдя (с широко распахнутыми глазами), они сразу же упали на колени и приветствовали царицу безупречными поклонами.
Анхесенамон поблагодарила их и попросила встать и представиться. Потом вошел мой отец. Он неуклюже повалился на свои больные колени, словно старый слон, в изумлении от столь необычайного посещения. Вернулась Танеферет с Аменмесом на руках.
Читать дальше