Ник Дрейк - Тутанхамон. Книга теней

Гробы с превеликим трудом протащили вниз, в гробницу. Наша маленькая группка оплакивающих шла следом в должном порядке. Воздух в Зале Ожидания сразу же стал горячим и спертым. Все молчали, однако благодаря странной акустике помещения нервное, затрудненное дыхание присутствующих звучало громко. Поверх голов остальных я мог наблюдать лишь отдельные фрагменты происходящего, продолжение обрядов в погребальной камере. Со стороны я видел, как гроб с большими усилиями поднимали к саркофагу, заметил блеск амулета, чувствовал запах разогретых смол, которые заливали во внутренний гроб. Молитвы и песнопения таинственно плыли в темном воздухе. В конце концов каменная крышка саркофага поползла на положенное место; до меня донесся жалобный стон веревок и воротов и кряхтение людей, пытающихся развернуться в узком пространстве. Однако внезапно раздался громкий треск, и у наблюдающих вырвался потрясенный вздох — один из рабочих уронил свой угол, и каменная крышка грянулась о саркофаг, расколовшись надвое. Надсмотрщик, командовавший рабочими, видя, что ничего нельзя сделать, хлопнул в ладоши; обломки водрузили на место, трещину быстро заделали гипсом и закрасили желтой краской, маскируя оплошность.

Работа продолжилась — теперь следовало соорудить вокруг саркофага четыре вложенные одна в другую раки. Это заняло немало времени. Люди работали с почти комической сосредоточенностью, пытаясь сообразить при свете ламп, какую часть куда приставлять. Они молча боролись друг с другом за каждую часть, которую нужно было повернуть в тесном пространстве определенным образом, чтобы она встала на место. В конце концов все было закончено, и рабочие, блестя от пота и пыхтя словно заморенные мулы, ретировались. Теперь между огромной золотой ракой и разрисованными стенами оставалось место в каких-нибудь два локтя. Жрецы закончили раскладывать ритуальные предметы в соответствии с порядком, имеющим смысл только для них, — деревянные весла, светильники и коробки, кувшины с вином и букет из оливковых ветвей и персей. Дверцы раки были запечатаны. Внутри, во вложенных одна в другую золоченых раках, в самом сердце этого огромного холодного гнезда из резного и инкрустированного золота, дерева и желтого камня, маленькое и уязвимое, несмотря на всю эту золотую броню и груды сокровищ, лежало тощее, выпотрошенное, мумифицированное тело усопшего царя. Внезапно я вспомнил его — и тот восторг, что отразился на лице Тутанхамона, когда он, еще живой, ждал предстоящей охоты под звездами пустыни.

Мы почтительно отступили назад, склонив головы. Эйе и Анхесенамон выходили последними, и мы все медленно, пятясь, покинули Зал Ожидания, оставив царя в его каменных покоях со всем его золотом, погребальными дарами, ложами, масками и миниатюрными лодками, с его досками для игр и табуретами, на которых он сидел ребенком, и чашами, из которых он пил, — всеми предметами этого мира, которые понадобятся ему в следующем, где время не имеет власти, а тьма превращается в вечный, неизменный свет. Во всяком случае, так говорят.

Мы вкушали поминальную трапезу и смотрели, как в гробницу вносят последние погребальные дары — их расставят в Зале Ожидания и в меньшей по размеру камере слева: колеса от колесницы и отпиленные или разобранные части золоченых колесниц, великолепные раскрашенные или инкрустированные шкатулки, три изящных ложа — одно из них с украшениями в виде львов. Когда их проносили мимо, в темноте передо мной мелькнули золотые морды и синие носы зверей, в их мудрых, серьезных золотых глазах я заметил жалость; в тусклом свете ламп на стену легли их огромные тени. Под одно из лож поставили белые емкости с жертвенной едой. Здесь была алебастровая чаша в форме лотоса, бледная и светящаяся при свете ламп, которую я видел в апартаментах Тутанхамона на корабле. Здесь были кресла и троны, украшенные символами Атона, а также две охранные статуи в человеческий рост, старательно не обращавшие внимания на царящий вокруг беспорядок; возле стен были составлены серебряные трубы, обернутые тростником, золотые трости для ходьбы и стрелы с золотыми наконечниками. Мимо нас в маленькую камеру пронесли множество кувшинов с вином, пометки на которых указывали, что оно было уже старым, еще времен Эхнатона, а также всевозможные алебастровые сосуды с маслами и духами, вместе с сотнями корзин с фруктами и мясом, которые затем поставили на табуреты, коробки и длинное позолоченное ложе. Золото сверкало повсюду, его было столько, что меня затошнило от его прославленного всеми блеска.