Сано знал, что эту вспышку спровоцировали скорбь и самобичевание, однако слова Глицинии задели его за живое. Он и в самом деле намеревался сделать так, как она сказала.
— Вы ошибаетесь, — возразил он пристыженно. — Я не хочу позволить убийце Нориёси уйти от расплаты.
Он подумал о судье Огю, Кацурагаве Сюндае, отце и внутренне содрогнулся.
Глициния закрыла ладонями лицо и прошептала:
— Оставьте меня.
Сано молча оделся и вышел.
Во Дворце божественного сада не прекращалась пирушка, по-прежнему кипело веселье на Нака-но-тё. Однако главные ворота были уже закрыты. Сано, направлявшийся к общественным конюшням, где оставил лошадь, с беспокойством посмотрел на них. Он пробыл у Глицинии много дольше, чем рассчитывал, и вот застрял в Ёсиваре на всю ночь.
Он поплелся в беднейший район квартала, там располагались самые скромные трактиры, памятные со студенческих времен. За непомерную цену он сможет урвать несколько часов отдыха в ожидании рассвета и открытия ворот.
Ему дали место в комнате на девятерых. Лежа на соломенном тюфяке и слушая заливистый храп соседей, Сано испытывал странное чувство. Он считал, что это вина перед одинокой и несчастной женщиной. У него не хватило выдержки отказать ей. Он получил удовольствие, а взамен усугубил ее горе. Теперь он обязан искупить свою вину; во что бы то ни стало добиться справедливого возмездия убийце Нориёси — единственный путь.
На сей раз беседа с Огю протекала в его личном кабинете. Утреннее солнце било в прозрачные окна. Ни тебе зловещего сумрака суда, ни доносов, ни обвиняемых, ни свидетелей, только престарелый слуга подает чай. Они с Огю сидят на шелковых подушках у стола. Их не разделяет пятачок Истины, однако Сано все равно как преступник в ожидании приговора.
Он долго размышлял, пойти ли к Огю сегодня или подождать, когда фактов по делу соберется больше. Чувство вины перед Глицинией заставило его решиться: откровенность — это самое меньшее, чем он может выказать почтение вышестоящему начальнику.
— Досточтимый судья, я почтительно прошу вашего разрешения продолжить расследование смерти Ниу Юкико и Нориёси.
Огю морщинистыми руками взял чашку с чаем и вдохнул поднимающийся пар. Строгая официальная одежда — черное хаори с широкими накладными плечами поверх черного кимоно, на котором по кругу наштампованы золотые фамильные гербы, — придавала коже особенно бледный и сухой вид. На фоне красочной фрески судья напоминал портрет собственного предка, выполненный тушью.
— Я рад, что вы навестили меня, — наконец выговорил Огю. — Оказывается, нам надо многое обсудить.
Сано попытался уловить лучик надежды в нейтральном заявлении.
— Слушаю вас, досточтимый судья.
— Это касается нашего отчета. — Огю взглянул на свиток перед собой.
Сано обуяло предчувствие. В отчете он назвал синдзю подозрительным.
— Боюсь, ваш документ не отражает того понимания, которого мы достигли на прошлой встрече.
У Сано упало сердце. Раздражение сделает Огю невосприимчивым к каким-либо доводам.
— Кроме того, вы распорядились кремировать тело Нориёси вопреки закону.
— Пожалуйста, позвольте мне объяснить, — сказал Сано, почти физически ощущая, как пол уходит из-под колен. — Когда я узнал об этом синдзю, то подумал, что дело нуждается в дополнительном расследовании. Вот почему я написал такой отчет.
Огю помрачнел. Сано заторопился. Нет смысла объясниться по поводу кремации, главное — в другом.
— Простите мою самонадеянность, мне не следовало нарушать ваши приказы. Однако, проведя определенные следственные действия, я убедился, что Юкико и Нориёси были убиты. Умоляю вас разрешить мне закончить расследование, чтобы найти убийц и представить на ваш суд. — Он не счел нужным напоминать Огю, что, если слух об убийстве дочери даймё дойдет до официальных кругов, поднимется большой шум.
Хмурые морщины на лбу судьи стали резче — то ли от удивления, то ли от раздражения.
— И откуда же вам это стало известно?
Желая успокоиться, Сано сделал несколько глотков чаю.
— Я выяснил, что Нориёси не интересовался женщинами, значит, он не мог себя убить из-за Юкико. Кроме того, у него имелись враги. По крайней мере один ненавидел его настолько, что был готов пойти на преступление.
— И кто же? — Огю отхлебнул из чашки и подал знак слуге, чтобы тот подлил ему и Сано свежего напитка.
— Кикунодзё, актер театра кабуки.
— Как вы узнали... о наличии этого врага? — Пауза свидетельствовала о скептическом настрое Огю.
Читать дальше