Лора Роулэнд - Синдзю

Он указал на картины, изображающие гору Фудзи в разное время года. Сано стало ясно, почему в галерее нет покупателей. Гравюры выполнены небрежно, краски слишком ярки и нанесены неточно, из-за чего получились радужные контуры. Странно, что магазин до сих пер не разорился.

— Вы Окубата?

— Да, да, это я. Но все называют меня Любителем Клубнички. — Сально хихикнув, торговец указал на родимое пятно.

Сано подумал, что прозвище наверняка имеет и тайный, похабный смысл.

Окубата поднял с пола гравюру.

— Может, вы предпочитаете классическую живопись, господин?

Сано опешил. Гравюра представляла грубую копию старинной картины «Хэ-гассэн» — «Состязание в испускании газов». Два конных самурая направляли друг на друга голые зады. Результат их усилий клубился цветным дымом.

— Прекрасное подношение вашим героическим родственникам, — сказал Любитель Клубнички.

— Нет, спасибо, — Сано почудилось оскорбление. Он вгляделся в Окубату, ища признаки насмешки или злонамеренности, но встретил лишь вежливый, мягкий взгляд. — На самом деле я пришел, чтобы поговорить о вашем служащем, Нориёси.

Прежде чем Сано успел назвать себя, торговец воскликнул:

— Вот оно что! Почему же вы сразу не сказали? — Понимающе кивнув, он повлек Сано в дальний конец комнаты. — Печально, что большой художник Нориёси покинул этот мир. Однако у меня хранятся его последние работы. Лучшие работы, должен признать. Вам нравится? Да?

Сано тут же понял, каким образом зарабатывает деньги художественная компания Окубаты. Она сбывает фривольные рисунки избранным клиентам, пейзажи не более чем маскировка. На эротических картинках некая парочка предавалась любви во всех мыслимых позициях. В спальне: мужчина на женщине. В саду: женщина с раздвинутыми ногами сидит на дереве, а мужчина, стоя, входит в нее. Порой при их страсти кто-то присутствовал, например служанка, которая помогала любовникам, или зевака, припавший к окну. Нориёси рисовал одежду, обстановку и части тела в мельчайших деталях. На одной большой гравюре он изобразил лежащего на полу самурая. Мечи рядом, кимоно распахнуто, огромная красная плоть обнажена. Возле самурая — голая девица. Стихи растолковывали происходящее:

Несомненно, несомненно

Всей душой они

Отдаются любви...

Лаская ее

Драгоценную калитку и держа

Руку, чтобы заставить взять его

Нефритовый ствол...

У какой девы лицо

Не зардеется, а сердце не забьется быстрей?

Гравюры Нориёси затмевали по качеству работы, выставленные у входа в галерею. Цвета естественны и гармоничны, исполнение выше всяческих похвал. В гравюрах было чувственное изящество, несвойственное обычным пошлым рисункам. Сано невольно ощутил возбуждение.

— Быть может, творения Нориёси помогут вам в романтических предприятиях.

Эта фраза выбила Сано из мечтательного состояния. Окубата или очень тонкий шутник, или совершенно безмозглый дурак, если не понимает, как его замечания могут подействовать на клиента. Отвернувшись от гравюры, Сано резко бросил:

— Не ваше дело. Я здесь не для того, чтобы покупать.

Он представился и с некоторым удовлетворением заметил, что лицо Окубаты побледнело: родимое пятно будто засветилось. Взгляд метнулся к картинкам. Круглой красный печати цензора не было. Ясно, товар контрабандный, продажа и хранение незаконны.

— Меня не волнует ваша торговля, — поспешно добавил Сано. — Расскажите о Нориёси.

Краска вернулась на лицо Окубата.

— Если смогу, господин. Задавайте любые вопросы. — Он с облегчением выдохнул.

Дабы окончательно успокоить хозяина и не выдать опасных подозрений, Сано начал с простого вопроса:

— Как долго Нориёси работал на вас?

— О, совсем не долго. — Любитель Клубнички бесхитростно улыбнулся.

И тут Сано догадался, что его бестактность была намеренной. Почувствовав себя обманутым, Сано угрожающе нахмурился.

Глаза гнусного Любителя поблескивали озорством, когда он считал, загибая пальцы:

— Нориёси был со мной... шесть... семь лет.

«Достаточно долго, чтобы хорошо узнать друг друга», — подумал Сано.

— Что он был за человек?

— Как все. Два глаза, один нос...

Разозленный Сано коснулся рукояти меча.

Окубата испуганно выпучил глаза и стер улыбку, поняв, что зашел слишком далеко.

— О, Нориёси был очень способным художником. Очень плодовитым. Его работы продавались очень хорошо. Мне будет его не хватать.