– Значит, вы советуете мне забыть о деле Риттера? – спросила Амалия, которая не обратила на последние слова Ломова никакого внимания.
– Не забыть, сударыня, а извлечь из него уроки и пойти дальше, – возразил ее собеседник. – Ведь поначалу все казалось таким значительным: провокации, мировые заговоры, и прочая, и прочая. А на самом деле вся история, если присмотреться, не стоит выеденного яйца. Ему просто-напросто отомстили за дуэль, о которой он наверняка и думать забыл. – Амалия промолчала. – Ну же, сударыня, если вы сейчас станете доказывать мне, что Мэйнбриджи просто так оказались на вечере и просто так вышли из зала за несколько минут до убийства, имея к тому же мотив избавиться от жертвы… Это же несерьезно!
– Вы правы, – согласилась Амалия. – Просто меня беспокоят… скажем так, несовпадения.
– Никаких несовпадений нет, – твердо ответил Ломов. – В конце концов, в комнату могла войти посторонняя, надушенная этими духами, либо Гвендолен Мэйнбридж могла хранить духи в чемодане и надушиться ими только на вечер, и прислуга не заметила флакон просто потому, что его не было на видном месте. Все объясняется, и объясняется очень легко.
– А откуда она взяла яд? – спросила Амалия.
– Вы хотите сказать, что у нее не было ни единой возможности его раздобыть? – сухо спросил Сергей Васильевич. Его уже начал утомлять этот разговор. Он подозревал, что «зефирная принцесса» прониклась сочувствием к переживаниям преступницы и теперь искала любой предлог, чтобы выгородить ее.
– Я хочу сказать, – пояснила Амалия, – что это было преднамеренное убийство, осуществленное очень методично. Вот и все. И меня не покидает ощущение, что нас дергают за ниточки, Сергей Васильевич… Очень аккуратно, почти ювелирно. И мне это совершенно не нравится.
– Это Карл фон Лиденхоф так на вас повлиял, – сердито сказал Ломов. – Не увлекайтесь, сударыня, иначе вы начнете видеть тайный умысел там, где его нет и в помине. И помните, что при желании можно отыскать сто скрытых смыслов даже в рисунке мелом, который сделал ребенок. Конечно, в нашем деле осторожность не помешает, но все хорошо в меру, госпожа баронесса.
Он вновь завел речь о Лине Кассини и о том, как бы разлучить ее с министром раз и навсегда.
Что касается итальянки, то, не подозревая об интригах, объектом которых стала ее персона, она наслаждалась жизнью – или, по крайней мере, проводила время весьма приятственно. Лина Кассини давала концерты, выступала на частных вечерах, принимала комплименты и то и дело получала подарки, в том числе от министра, который из кожи лез, чтобы загладить свою оплошность. Он преподнес ей бриллиантовое колье и дорогую жемчужную нить, какой не было даже у Марии Фелис. Лина сначала отослала подарки обратно, но потом смягчилась настолько, что соблаговолила их принять – вместе с другими безделушками, которые стоили целое состояние. Но, хотя она принимала подарки от министра, сама она все больше и больше времени проводила с Казимиром, который, по его словам, скрывался у Лины от пылкой Марии, которая прямо-таки не давала ему прохода.
– Вам не следовало вообще с ней связываться, – как-то заметила ему Лина, не удержавшись. Казимирчик вытаращил глаза.
– Сударыня! Я могу поклясться вам чем угодно, что меня с госпожой Фелис ничего не связывает! Как вы могли так обо мне подумать?
Строго говоря, дядюшка Амалии почти не лукавил – разумеется, если считать, что двух людей могут связывать только брачные узы. Впрочем, о какой связи можно вообще говорить, если дама изменила кавалеру через полчаса, а то и меньше?
– До меня долетели другие слухи, – промолвила Лина со вздохом, грозя собеседнику пальчиком, на котором красовалось внушительное кольцо с огромным изумрудом – подарок министра. – Вы, сударь, опасный сердцеед!
В таких случаях сердцеед обычно принимался оправдываться, причем, оправдываясь, он якобы по близорукости неловко взмахивал рукой, что-нибудь опрокидывал и разбивал. На следующий день он неизменно возвращался с подарком, который призван был заменить разбитую вещь. Благодаря этой нехитрой тактике Казимир бывал у Лины каждый день. Добавлю, что никакая близорукость не могла заставить коварного дядюшкуразбить что-нибудь действительно ценное.
Но в тот злополучный день Казимир не успел раскрыть рта – не успел даже занять нужную позицию, чтобы обрушить на пол какую-нибудь необыкновенно уродливую вазу, подношение очередных почитателей, потому что вошла Тереза и объявила, что месье Непо (так она сократила громоздкую фамилию Антона Филипповича) жаждет узреть госпожу и уже пригрозил, что не уйдет, пока она не ослепит его своим сиянием.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу