Ричард Зимлер - Последний каббалист Лиссабона

Когда мы сообщили ей о своем решении, она топнула ногой и сказала:

— Я не могу его принять!

— Ты должна, — настаивала тетя Эсфирь.

— Нет!

— Тогда внаем, — предложил я. — Если Реза захочет его вернуть, она придет за ним.

Ее глаза наполнились слезами. Сделку скрепили объятия. Она прожила в этом доме до конца своих дней.

Несколькими неделями спустя, незадолго до отъезда из Португалии, относя фрукты в лавку в Бэйрру Альту, я заметил того самого мальчика с моего рисунка, что пытался продать сеньоре Тамаре Агаду дяди. У него было доброе личико, коротко остриженные черные волосы.

— Как тебя зовут? — спросил я его.

— Диего, — ответил он.

Я прошептал:

— Мое еврейское имя — Берекия Зарко. Я должен знать, как тебя называют на святом языке.

— Исаак Бельмира Гонкальвиш, — сказал он.

— Человек по имени Диего Гонкальвиш тебя усыновил, правильно?

Его глаза широко распахнулись от изумления:

— Да. Откуда вы знаете?

— Я хорошо его знал.

В местном трактире, заказав дымящийся коричный хлеб и вино, разбавленное водой, мы говорили о любви его отца к птицам и старинным манускриптам. Мальчик жил у сестры сеньоры Бельмиры. Он был застенчив, но его губы начинали дрожать от вожделения, когда он заговаривал о битвах. Он хотел стать крестоносцем. Я никогда не смогу понять, почему молодые так стремятся умереть. Прежде, чем мы расстались, я поцеловал его в лоб и молча благословил.

Рабби Лоса, добровольно принявший обращение и злобный враг моего дяди, до сих пор живет в своем доме возле церкви Святого Мигеля. Лизоблюдством и подхалимством он пробил себе дорогу к сердцу епископа Лиссабона и даже стал его советником в духовном законе. Обе его дочери выросли и вышли замуж и, насколько мне известно, живут вместе в Сантареме.

Отец Карлос тоже решил остаться в Португалии.

— Да сделает меня Господь либо праведным христианином, либо хорошим актером, — сказал он, когда я видел его в последний раз двадцать три года назад.

Разумеется, его слова заставили меня вспомнить о Зоровавеле, Исааке из Ронды, графе Альмирском. Мне ничего не известно о его судьбе. Возможно, его настоящее имя было совершенно другим. Возможно, он не был ни кастильцем, ни новым христианином. Вероятно, Жоанна даже не была его дочерью.

Разумеется, о ней я тоже ничего не слышал. И все же временами, даже сегодня, она приходит в мои сны. Однако на губах ее больше нет горечи, и я невольно сравнивал ее со своей женой в былые годы. Даже память Торы стирается слезами.

Нет у меня новостей и от Хелены, девушки, с которой я был обручен столько лет назад, с которой я потерял невинность. Так даже лучше.

В мае 1507 года, когда мы строили планы об отъезде, к нам в дом вошел купец в алых и белых одеяниях с письмом от нищего нового христианина Антониу Эскаравелью. Сразу же после погрома и задолго до оглашения декрета короля Мануэля, разрешающего новым христианам покидать Португалию, ему удалось добиться позволения на свободный отъезд для свидания с его обожаемым Папой Юлием.

— Вы не знаете, как у него дела в Риме? — спросил я курьера.

— Рим? О чем ты говоришь?! Он в Иерусалиме! Уже обзавелся серебряной лавкой в старом еврейском квартале.

Я сорвал с письма восковую печать:

«Дражайший Берекия, я говорил тебе и господину Аврааму, что вы должны решиться и ехать со мной. Этот старый осел в конце концов оказался не таким уж безумцем, верно? В жопу Папу Юлия. Мне плевать на весь итальянский полуостров. Да падет на них чума или ядовитый змей приползет в Рим и покусает всех его кастильских резидентов в их жирные задницы. Я всегда буду рад тебя видеть. В следующем году в Иерусалиме».

Не в следующем, но, возможно, скоро. В конце концов, мы приблизились к этому. А я не становлюсь моложе. Если я собираюсь отправиться…

В июле 1507 года Фарид сел на судно до Константинополя, везя с собой адрес Ту Бишвата и все деньги, которые нам удалось собрать. Мама, Синфа, Эсфирь, Афонсо Вердинью и я последовали за ним в августе на корабле, отплывшем из Белема девятнадцатого ава. К нашему изумлению нас уже ожидал ветхий двухэтажный дом в маленьком еврейском квартале: благодаря Ту Бишвату, чье истинное имя я не вправе называть, дядя сумел внести предоплату для покупки в собственность дома.

Розета осталась с Резой: она была впервые беременна — Реза, не Розета, конечно, — и переехала вместе с мужем и Авибоньей на ферму неподалеку от Бельмонта в горах северной Португалии. Я не видел их с тех пор, как наш корабль покинул док Белема. У них три живых сына — Мордехай, Иуда и Берекия, и дочь Мира. Авибонья вышла замуж за фермера, разводящего каштаны и делающего вино. Она живет неподалеку, у нее двое детей. У нее так и не отрос ноготь на большом пальце, и она так и не получила известий от своих родителей.