Клод Изнер - Полночь в Часовом тупике

— Вот тебе и здрасте, жаль, что мы не удержали такого голубчика-то! — огорчилась Пелажи Фулон.

На бульваре Жозеф пробежал глазами текст лже-извещения. Он испытывал все большее возбуждение. А у уличного художника-то, оказывается, неплохой нюх — возможно, существует связь между смертью Робера Доманси и рекламой этого кабаре.

«Конец света 13 числа. Думаю, эта комета совершенно безобидна. Они пытаются водить нас за нос. Надо навести кое-какие справки, это срочно. Но где? В магазине? Нет, там Кэндзи будет за мной шпионить. А, у мамы! Она будет счастлива, что я буду под боком».

Он сложил вредную бумажку и засунул ее себе в бумажник.

Обед на улице Сены завершался в относительном спокойствии. Дети устали за день, Айрис обдумывала сюжет сказки «Злоключения Мочалки», про пастушью собаку, которая никак не могла сосчитать своих баранов. Эфросинья сокрушалась, что никто не хвалит ее пирог с тыквой.

— Мам, ничего, если я переночую на улице Висконти? Мне нужно кое-что поискать в библиотеке.

— Правда, мальчик мой? Пойдем домой вместе? Буду на седьмом небе от счастья. Ой, а как же Айрис?

— Никаких проблем. Я уложу детей и буду писать сказку.

— Ну, у вас у обоих это писание в крови, и у вас, и у Жозефа. Господи, словно и так книг мало, те, что есть, никак продать не можем!

Как только они пришли на улицу Висконти, Жозеф стянул кухонную лампу и отправился в свою вотчину, где и набросился на старые гравюры, газеты и журналы, заботливо расставленные по годам.

— Ну по правде, детка моя, что ты там выискиваешь, а?

— Объяснения по поводу смерти.

— Веселенькое занятие! Ты долго будешь этим заниматься? Если долго, я посижу с тобой и прилажу пуговицы на платье, которое мне дала мадам Херсон.

Спустя час Эфросинья ошеломленно рассматривала Жозефово логово, где она, не щадя сил, наводила порядок и расставляла по полкам реликвии, которые со страстью коллекционировал отец Жозефа.

— Как подумаю, что я пополам рвалась, чтобы музей твоего бедного отца привести в порядок, а ты! А ты!

Откинув волосы со лба, Жозеф потряс в воздухе брошюрой.

— Эврика! Это легенда о Сатурне! Кое-что проясняется!

— Что же ты тут выясняешь? Сатурн? Это планета такая, что ли? А она имеет отношение к этому дождю из падающих звезд, о котором нам все уши прожужжали?

— Нет-нет, римский бог Сатурн.

Он наклонился над брошюрой и зачитал из нее несколько фраз.

— У греков он назывался Крон, или Хронос. Сперва в мире царил первозданный Хаос, из него родилась Гея — Земля и Уран — Небо. Эти два божества родили титанов, циклопов, Япета, Рею и, наконец, Сатурна. Опасаясь соперничества со стороны своих детей, Уран низверг их в бездну.

— Ну и белиберда! А имена у них, хоть стой, хоть падай. А этот урод Уран! Уничтожить плоть от плоти своей! Иисус-Мария-Иосиф!

— Да, можно считать, Сатурн отомстил за своих братьев. Продолжение я тебе расскажу в следующий раз, сейчас уже поздно.

— Ну спасибо, только распалил мое любопытство и теперь дразнишь меня! А у этой Мели Беллак руки растут сам знаешь откуда, она только и делает, что все портит! Ох, за что мне все это, Господи! А я-то хотела вечерок спокойно провести за картами, в мушку [25] Мушка, или желтый карлик — старинная карточная игра с необычными правилами. поиграть! Ну и ладно, так и сделаю, счастливо оставаться! И не забудь прибраться, я тебе не служанка!

Дверь за ней хлопнула. Жозеф счел своим долгом послушаться мать и начал уборку. И вот, когда он перекладывал на место стопку театральных программок, в голове всплыл обрывок воспоминания. А ведь это имя, Робер Доманси, он уже раньше где-то слышал! Но вот только где? Никак не вспомнить. Ругаясь про себя на провалы в памяти, он растянулся на своей узкой кроватке, приятно удивившись чистым простыням, благоухающим лавандой.

Эфросинья уже улеглась в постель с романом, который скрашивал ей отход ко сну, но никак не могла сосредоточиться на драматических перипетиях сюжета: сын за стеной беспокойно мерял комнату шагами.

— Детка? Ты уж меня прости, я вспылила, день был тяжелый. Сладких тебе снов! — крикнула она.

— И тебе, мамочка!

Уже погружаясь в сон, Жозеф вдруг вспомнил, как в прошлом году ходил в театр «Жимназ» на комедию «Мадемуазель Морассе» Луи Лежандра, билет достался ему по случаю, это был подарок главного редактора «Паспарту» Антонена Клюзеля. Изнывая от скуки, при тусклом свете, идущем от двери запасного выхода, он вновь и вновь перечитывал программку спектакля. Жозеф готов был поклясться, что в списке действующих лиц и исполнителей мелькнуло имя актера, убитого в Часовом тупике.