Клод Изнер: Полночь в Часовом тупике

Старик пожевал губами под бородищей: грядет великий день! Он ждал его так давно, что уже почти разуверился. Гибель Нани и Хлои найдет наконец отмщение, аллилуйя!

— Все правильно, через четыре дня праздник Всех Святых, на следующий день Поминовение усопших… Все эти сволочи, которые угнетают наш бедный мир, получат наконец сдачи! И не жалко, что я сдохну вместе с ними, справедливость превыше всего!

— Когда уж перестанешь ты околесицу нести, чучело несчастное! Вали давай! Дуй домой и проспись, вместо того чтобы опять мечтать об опохмелке, ведь старик уже! — заворчала на него хозяйка, отбирая недопитую чашку.

Луи Барнав начал демонстративно рыться в карманах, но она его остановила:

— За счет заведения. Ноги твоей чтобы здесь не было в нерабочее время! И бумажонку свою забери.

Луи Барнав состроил ей рожу и пообещал, что ее саму сдует с лица Земли, когда на нее обрушится небесный свод — осталось-то всего две недели и два дня! Неверной походкой он перешел на другую сторону бульвара и свернул на улицу Стейнкерк.

— Да он поддатый, причем изрядно! — заметил продавец губок.

— И поддатый, и чокнутый к тому же. Это с тех пор, как его жена и дочка померли от ботулизма четыре года назад. Съели, наверное, испорченные консервы и отравились. Их пытались вылечить в больнице Ларибуазьер, но безуспешно.

— Да, нужно же побольше народу отправить в больницы, чтобы давать работу врачам! Знаете, что я тут прочитал? Вроде как стали добавлять квасцы, сульфат цинка и медь, чтобы придать хлебу безупречно белый цвет. Потребитель превратится в бронзового человека. А что говорить об этих готовых вареньях, напичканных винной кислотой да желатином и покрашенных еще кармином. Я в чем-то понимаю старика.

Хозяйка кивнула.

— И молоко! Вы еще забыли молоко! Там нашли муку и вытяжку из мозга теленка! Хорошо, что я его редко покупаю.

— Таков прогресс, милая моя, травят нас помаленьку, используя химию в своих интересах. Ну, пока мы живы, принесите мне полбутылки винца.

— Барнав вот что вбил себе в голову: это будет реванш, его победа над обществом и временем, потому что они якобы виноваты во всех его бедах.

— Ну, если этому чудаку удастся убить время, я угощу его шампанским!

«Актер на ставке в “Комеди-Франсез”! — повторял про себя Робер Доманси, поправляя перед зеркалом узел на галстуке. — Меня, какого-то вшивого статиста, который играл мальчиков на побегушках и “кушать подано” в жалких водевилях всяких парижских театришек, даже на окраинах, меня заметили в Консерватории и выбрали, приняли! Если бы мамочка могла меня видеть, она бы с ума сошла от гордости! О двадцать пять, пора цветения, я будущий Ле Барги 1!» [5] 1 Шарль Ле Барги, (1858–1936) — секретарь «Комеди-Франсез» с 1887 по 1916 г.

В подражание этому первому любовнику, которому давно стукнуло сорок, Робер Доманси облачился в мышино-серый редингот с бархатными воротником и обшлагами, за который актеры прозвали его Крысенком. Маргарита Морено, которая была принята в труппу несколькими годами раньше, пожелала «коллеге-грызуну» долгой плодотворной карьеры.

Пока приходилось довольствоваться крохами, второстепенными ролями, которые ему предлагали. Хотя ему и благоволил Жюль Кларети, хитрюга-администратор, Доманси не рассчитывал соперничать ни с Муне-Сюлли и его братом Полем Муне, ни с Морисом де Фероди, Жоржем Берром и Эженом Сильвеном [6] Известные французские актеры «Комеди-Франсез» в XIX–XX вв. . Божественная Джулия Барте в упор его не видела. И в прошлом месяце отнюдь не его, а дебютанта Мориса Дессонна взяли в постановку «Фру-Фру» подавать реплики очаровательной Луиз Лара. Робер Доманси втайне подготовился к роли Валреаса и выучил диалоги, которые, впрочем, считал совершенно идиотскими:

О, вы красивы, вы так красивы… И даже больше, чем очень красивы… А еще, когда вы прыгали через эту канаву, ваша юбочка чуть задралась, и я увидел такую прелестную маленькую ножку…

Но увы, былые неудачи тянули его назад, и ему посчастливилось получить лишь роль слуги, единственная реплика которого в первом акте, сцена VII, звучала так:

Вот письма.

Он, правда, вложил в нее столько энтузиазма, что был уверен: критики его заметили, особенно, что важно, Адольф Бриссон и Катулл Мендес. А веселые юные девы, так те на него просто вешались и восхваляли его талант! В общем, он на правильном пути. Тем более что накануне под дверь его комнаты кто-то просунул розовый конвертик со вложенной запиской, на которой были обозначены время и место ночного свидания. Подпись состояла из одной лишь буквы: Л. Чертовски романтично! Он пойдет туда сразу после того, как закажет в магазине Дюфаэля шкаф и стулья, поскольку в его новой, только что снятой комнате на улице Ришелье почти нет мебели. Он тщательно причесался. Сделать на косой пробор? Нет! Лучше на прямой. Потом он завил усы, мысленно выстраивая интригу с оптимистической развязкой: как после года упорной работы его единогласно включают в постоянный состав «Комеди-Франсез».