Александр Прилепский: Последнее дело «ВАЛЕТОВ»

— Его. Заруба мужик надёжный.

— Надёжней некуда, — усмехнулся Алексей. — Только в молодости он три года провёл в арестантских ротах. А там, будет тебе известно, хорошо учат держать язык за зубами. У меня в «Мире» свой «агент» имеется.

Подъехали к трехэтажному зданию гостиницы «Мир».

— Потолкуй с извозчиками, — сказал Алексей Семёну. — А я в бильярдную загляну.

Бильярдная находилась в подвале гостиницы — духота, чад из кухни. И, тем не менее, публики здесь было всегда много — конюхи, наездники, служащие МосковскоБрестской железной дороги.

Здешним «агентом» Лавровского был постоянно проживающий в «Мире» человек без определённых занятий по кличке Ломоносов. Но когда его так называли, он жутко обижался и лез в драку, мог и взаправду нос сломать. Он иногда снабжал Алексея интересными сведениями. Притом не за деньги. А из уважения (ведь познакомил их когда-то сам Кречинский — знаменитый московский шулер Николай Васильевич Попов) и… из тщеславия. Больно уж лестно ему было читать в газете про себя: «Как сообщил нам один достойный доверия человек…»

Каждый день, словно на службу, Ломоносов ходил в бильярдную. Оказался он там и сейчас. Поздоровались. Лавровский предложил пойти в буфет, попить пива.

— За Митьку — наездника спросить пришёл? — предположил Ломоносов.

— Ох, и догадлив ты, Василий Тимофеевич!

— С опасными людьми Митька связался. Вот и пропал.

— Это с кем же? С Гехтом и Михаем?

— Не, эти не в счёт — так себе, шпанка мелкая. А вот он меня как-то по пьяному делу в свой хоровод приглашал. Хвастался, что у них там и жоржи, и сцепщики, и бирочники. Дескать, даже карман имеется — он у них за главного.

«Хороводом» на «картавом» языке называли блатную компанию, «жоржами» — мошенников, «сцепщиками» — конокрадов, «бирочниками» — изготовителей поддельных паспортов и других документов. А «карманом» или «выручкой» именовали квартального надзирателя. После недавней реформы полиции упразднившей кварталы, эти весьма красноречивые имена достались участковым приставам.

— Пристав, говоришь? А какого участка? — живо поинтересовался Алексей, подумав, что Аристарха Матвеевича Карасёва эти сведения могут очень заинтересовать.

— Митька не сказал, а я и не спрашивал. Как когда-то меня в духовной семинарии учили: «В великом знании великия печаль, а умножающий знание умножает скорбь.»

— А делать-то, что предлагал?

— Народ дурить. Подсказывать на какую из лошадей ставить надо, какую купить…

— Согласился?

— Я, Алексей Васильевич, можно сказать, человек пропащий, опустившийся… Но не настолько же, чтобы с такими поганцами как Митька и дружок его Евсеев дела иметь.

Покойный Митька Кумакин действительно пользовался дурной славой, и причина была не в его пьянстве. На бегах многие склонны к этому распространённому в России пороку. Взять хотя бы Семёна Герасева.

Лет пять назад князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский повёз в Вену на международные бега жеребца Грозного. Рысак, как все считали, должен был вне конкуренции выиграть Большой Венский приз. Но наездник Семён Герасев выехал на круг вдребезги пьяным. Судья на старте заметил это и потребовал провести врачебное освидетельствование. Герасев бодро соскочил с «американки», а потом пошатнулся, рухнул на землю и заснул.

Президент Рысистого общества Австрии граф Кальман Хуньяди изумлённо разводил руками:

— В первый раз вижу наездника, который на ногах не держится, но столь уверенно сидит в качалке.

Скандал вышел громкий. Семёна, конечно, наказали — Оболенский уволил его из своей призовой конюшни, а Московское Императорское общество любителей конского бега запретило в течение года выступать на ипподроме. Но прошло время и все эту историю забыли. Сейчас Герасев содержит свою конюшню и ему охотно доверяют классных лошадей многие известные спортсмены.

Митьку не любили не за пьянство, а за подловатый нрав. Он мог не вернуть долг, украсть у своего, не умел быть благодарным. Когда его в очередной раз отовсюду выгнали старый наездник, Федотьев пожалел бедолагу и взял конюхом на свою конюшню. А через две недели Федотьев проиграл в заезде, где у его кобылы и конкурентов-то достойных не имелось. Выяснилось, что виноват Кумакин, давший лошади перед самым стартом ведро воды. Как оказалось, он за трёшницу продал своего благодетеля.

Под стать Митьке был его закадычный дружок и земляк Игнат Евсеев. Не имея ни опыта, ни деловой хватки он решил стать подрядчиком. Выклянчил у вицепрезидента бегового общества Колюбакина подряд на шоссирование Беговой аллеи, получил аванс. Но желая урвать себе побольше, нанял не нормальных работников, которых в Москве хоть пруд пруди, а беспаспортную рвань с Хитровки. Как и следовало ожидать, к назначенному сроку все деньги были потрачены, а работа, так и не выполнена. Колюбакин не стал обращаться в суд, а вспомнив молодость, когда командовал эскадроном, как следует, собственноручно, поучил нерадивого подрядчика.