Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»

– Сударыни, вы сможете подняться сами?

Надин ухватилась за сиденье и, подтянувшись, встала, зато ее бабушка лежала на полу, странно вывернув левую ногу. Она молчала, но лицо ее сделалось землисто-серым, а на лбу бисерной дорожкой проступили капли пота.

– Что? Где больно? – испуганно захлопотала Надин.

– Нога, похоже, сломана…

Надин аж подпрыгнула.

– Эй, вы, там! Немедленно откройте дверь, у бабушки повреждена нога! – завопила она, потрясая кулачком перед глазом лихача, так осложнившего им жизнь. – Сию минуту, или я вас в порошок сотру!

– Не орите, вы пугаете почтенную даму, – невежливо заметил незнакомец.

Надин услышала, как хлопнула дверь чужого экипажа, потом под свободным окном их кареты послышались шаги, и высокая фигура заслонила солнечный свет.

– Экипажи сцепились осями, быстро их не растащить, а дверь зажата. Я помогу вам, потом сам залезу внутрь и поднесу к окну вторую даму, а кучера пусть ее примут. Давайте руки, – скомандовал незнакомец, и Надин против своей воли подчинилась.

Железные пальцы сомкнулись на ее запястьях, потом перехватили плечи, и молодая графиня, как пробка из бутылки, вылетела наружу. Теперь она стояла на мостовой, а незнакомец в морском мундире крепко держал ее за талию. Надин, как завороженная, уставилась на него, пытаясь осознать случившееся.

– Ваше сиятельство, вы не пострадали? – окликнули ее.

Она обернулась. Дворецкий Чернышевых, открыв рот, взирал на то, как какой-то мужчина на глазах всей Москвы обнимает хозяйскую дочь. Надин стряхнула с себя руки незнакомца и кинулась к крыльцу.

– Бабушка лежит в карете, у нее повреждена нога, скорее позовите кого-нибудь, ее нужно отнести в дом, – распорядилась она.

Дворецкий метнулся за слугами, а Надин вернулась к экипажу. Голос незнакомца уже звучал внутри, старая графиня отвечала ему, и, что самое интересное, она обращалась к собеседнику на «ты».

Вернулся дворецкий, с ним – четверо слуг. Офицер выглянул из окна и спросил:

– Готовы? Тогда принимайте ее сиятельство.

Он опять исчез внутри кареты, и через мгновенье в окне показались голова и плечи графини Румянцевой. Слуги и дворецкий подхватили старую даму на вытянутые руки и понесли ее к дому. Надин уже собралась последовать за ними, когда услышала:

– Вы меня не помните?

Ну ничего себе, вопросик! Как такого можно забыть? В лице этого моряка эффектно сочетались медальная четкость черт и яркий контраст светлых кудрей с темными, как вишни, глазами. Если бы она хоть раз его увидела, то уж точно не забыла бы. Надин растерянно молчала…

– У Кочубеев, в январе. Вы тогда были вместе с матерью и бабушкой. Я приехал к хозяину дома, а ваша компания – к мадам Загряжской. Мы встретились в вестибюле.

Надин это ни о чем не говорило. Уже несколько месяцев, с тех пор как семейство Чернышевых перебралось в столицу, они бывали в доме Кочубеев чуть ли не ежедневно. На половине тещи хозяина дома действовал их маленький штаб, где обсуждалась любая возможность помочь арестованному по делу о восстании на Сенатской площади единственному сыну Чернышевых – Владимиру. С каждым днем надежды таяли, и, в конце концов, иссякли – все усилия семьи пошли прахом. Понятное дело, что тогда Надин беспокоилась только о брате, и ее меньше всего волновали встреченные в вестибюле офицеры, она даже не запоминала их лиц. Но не объяснять же все это случайному человеку, тем более такому самоуверенному типу. В его лице не было даже намека на раскаяние, хотя именно он оказался виновником бабушкиного несчастья.

Офицер закатил глаза и приставил два пальца к виску, как будто собрался стреляется, и тут же весело расхохотался:

– Какая драма – узнать, что оказался недостойным вашего внимания.

Он еще и издевается! Надин взбесилась.

– Я не запоминаю лица неинтересных мне людей, к тому же вас мне никто не представлял, – высокомерно процедила она, развернулась и направилась домой.

– Меня зовут Дмитрий Ордынцев, – прозвучало за ее спиной, – пожалуйста, запомните хотя бы имя, раз вы не в состоянии запомнить мое незначительное лицо.

Надин пожала плечами и, не удостоив его ответом, захлопнула дверь.

«Вот наглец, еще иронизирует».

Впрочем, все это не имело никакого значения по сравнению с бабушкиной ногой. Старую графиню положили на широком диване в гостиной, бледность по-прежнему покрывала ее лицо.

– Сильно болит? – кинулась к ней Надин.

– Ты знаешь, да вроде легче! Я могу шевелить пальцами – наверное, это не перелом, скорее, растяжение или ушиб.