Жильбер Синуэ - Сапфировая скрижаль

Мануэла замолчала.

— И о чем же речь в этом пресловутом трактате? — поинтересовался Варгас.

— В нем отстаивается одна идея, возникшая у меня насчет прозелитизма. Я там задаюсь вопросом: каким бы великим и благородным ни был наш идеал, есть ли у нас право его именем навязывать наши верования другим?

— Очень удачно, — иронично бросил Эзра. — Расскажите, что там дальше в письме. Потому что, сдается мне, оно на этом не заканчивается.

— Дальше Баруэль мне сообщил о вас и о том путешествии, которое он обязал вас предпринять. Объяснил решающую роль, которую предстоит сыграть мне, и в довершение дал ваше описание — очень точное, должна заметить, — и назвал место, где теоретически я должна вас нагнать: монастырь Ла-Рабида. Дату он указал приблизительную… Он установил временные рамки в три-четыре дня. Из-за этого и сорвалась встреча.

— Какая встреча?

— Когда я прибыла в Ла-Рабиду, фра Хуан Перес, приор, мне сообщил, что вы уже уехали. И я помчалась во весь опор. Срезала на севере, двинувшись по дороге на Аракену. Через несколько лье я было отчаялась и решила, что никогда вас не поймаю, и собралась отказаться от этой затеи. Когда мы с вами встретились, я направлялась в Уэльву.

Ни один из троих мужчин не счел нужным что-то прокомментировать.

У Мануэлы возникло неприятное ощущение, что эта троица нарисовала в воздухе невидимые весы, и по мере их размышления чаши весов склоняются то в ее пользу, то против нее. Но в глубине души Мануэлы царило полное спокойствие. Она еще не выложила последний козырь. Решающий.

Первым заговорил Варгас. Решительно и бесстрастно.

— Сеньора Виверо, с сожалением вынужден вам сообщить, что вы провалились. Ваша история — всего лишь басня. Байка, шитая белыми нитками. Одно мне только непонятно: зачем? Кто стоит за вашей спиной? В чьих интересах?

Он замолчал, ожидая вердикта своих компаньонов. Его поддержал Сарраг:

— Басня. Я тоже так считаю.

— Мы все одинакового мнения, — изрек Эзра. — Эта байка, как бы хорошо она ни была слеплена, все же содержит одну несуразность. — Покосившись на товарищей, он добавил: — Вы ведь понимаете, о какой несуразности я говорю?

Но Варгас уже растолковывал Мануэле:

— Вы, увы, имеете дело с умами куда более изощренными, чем у того, кто придумал и разработал ваше внедрение. Я признаю, что в вашем рассказе есть поразительные детали. Весьма поразительные… Признаюсь, я, — он тут же поправился, — мы почти вам поверили. Но, к вашему огорчению, как бы хорошо ни была разработана ваша схема, она разработана без учета одного немаловажного фактора: личности самого Абена Баруэля. Никогда, нигде в мире не было человека столь скрупулезного, пунктуального и точного. — Он рассмеялся, и в его смехе звучала саркастическая нотка. — Ну, как же! Вот человек, который отправляет нас, — Рафаэль запнулся, подбирая слова, — выполнить чрезвычайно важное дело, человек, который расставляет на нашем пути незаметные указатели, с точностью, граничащей с чудом, предвидя каждый наш шаг, даже нашу реакцию. И этот человек вдруг решает рискнуть и доверить постороннему то, что вы изволили назвать «последний ключ» — ключ, без которого все наше мероприятие заранее обречено, и при этом не наметив точной даты — это с его-то скрупулезностью — встречи всех задействованных лиц. Сеньора, разве вы сами не видите, насколько это нелепо? Каким бы гениальным ни был Абен Баруэль, есть один момент, который он никак не мог предвидеть: время, которое потребуется Эзре с ибн Саррагом на расшифровку первого Чертога. Того самого, который должен был привести их ко мне. Они могли потратить на это двадцать четыре часа — как оно и случилось, — а могли и двадцать четыре дня. И в последнем случае вы ни при каких обстоятельствах не смогли бы отыскать нас ни в Ла-Рабиде, ни в каком другом месте. И вы хотите сказать, что успех всего мероприятия был поставлен Абеном в зависимость от столь маловероятной встречи? Вы действительно полагаете, что наш друг пошел бы на столь неоправданный риск? — Францисканец устало потер лицо. — Невозможно, сеньора. Мне жаль вас. Вы, бесспорно, обладаете истинным талантом и, насколько я могу судить по вашим удачным ответам, высоким уровнем культуры, чрезвычайно редким у представительниц вашего пола. И, кстати… Вы — автор трактата, запрещенного Инквизицией. Не соблаговолите ли объяснить, каким чудом вы все еще на свободе?

— Вы ошибаетесь! Меня арестовали и допросили! Но, видимо, не сочли нужным отправить на костер! Вот и все.