Жильбер Синуэ - Сапфировая скрижаль

Внезапно из дверей библиотеки донесся голос ибн Саррага:

— Идите сюда скорее! Я нашел заклинание. Эзра с монахом кинулись в библиотеку.

— Смотрите! — проговорил шейх дрожащим голосом. — Смотрите.

На столе лежал листок бумаги с нарисованной таблицей.

Буквы алфавита, расположенные согласно четырем первым божественным атрибутам с соответствующими им цифрами.

— Вот что такое это заклинание. По-арабски Да'ва. Я перенес сюда лишь первые семь букв. Речь идет о тайном действе, но в исламском учении считающимся дозволенным. Нам мало что известно о том, как этим пользуются, кроме того, что эта таблица составлена на основе предполагаемых связей между божественными атрибутами, цифрами, четырьмя элементами, семью планетами, двенадцатью знаками Зодиака и буквами алфавита — арабскими, естественно, — которые я здесь для ясности заменил латиницей. Предполагается, что заклинание как таковое состоит в написании в определенном порядке серии символов: букв, цифр, планет и так далее. Существуют миллиарды комбинаций. И лишь одна из них может дать высшую силу. Одна может привести к Абсолютному знанию.

— Высшую силу? — недоверчиво переспросил Рафаэль.

— Да. Согласно легенде, тот, кто сможет отыскать ключ, связывающий все символы между собой, получит практически божественную власть над миром.

— Очень интересно, — задумчиво пробормотал Самуэль Эзра. — И вот перед нами снова тетраграмматон. Йод, хе, вау, хе…

Оба собеседника изумленно вытаращились на него.

— Вам никогда не доводилось слышать о некоем персонаже по имени Авраам Абулафия?

Ответа не последовало.

— Он родился примерно двести лет назад в Сарагосе и был одним из самых известных каббалистов своего времени. Ему также приписывают некоторые проявления пророческого дара и мессианства. Но самое интересное вот в чем: большую часть своей жизни Абулафия посвятил тому, что можно назвать «экстатической каббалой». Здесь тоже речь идет о теософской системе, сопоставимой с заклинанием. Цель этой системы — «связать» человека с Богом и таким образом дать ему возможность воздействовать на мир. Постепенно Абулафия разработал принцип, основанный на перестановке букв, как с именами Всесильного. Поэтому-то я и упомянул тетраграмматон. Если взять йод, хе, вау, хе и перемешать эти буквы, то получим в точности 1080 возможных комбинаций, включая все формы произношения, придыхания, движения рук и головы. К тому же…

— Минуточку, ребе, — жестом остановил его Рафаэль. — Каким образом эти действия могут приблизить к Богу или дать силу воздействовать на мир?

— Перечисление божественных имен или перестановка букв тетраграмматона, повторяемое в полном одиночестве и в определенном ритме, в конечном итоге неизбежно приводит человека в состояние пророческого экстаза. Через какое-то время без всякой объяснимой причины приходит физическое состояние, высвобождающее душу. И душа, более не пребывающая под влиянием чувств, высвобождается и обретает знание. То есть Бога. И действительно, — продолжил раввин, — если вы немного поразмыслите, то обнаружите, что во все времена святые и мудрецы, которые становились отшельниками, в конечном итоге обретали поразительную способность к концентрации мысли и действия. Моисей, к примеру, а также, безусловно, Иисус и Мухаммед. На самом деле для большинства смертных, не обладающих даром абстрагироваться от реалий и общаться с божественным, речитатив или заклинание являются подспорьем.

Пораженный сказанным Рафаэль молчал. Не была ли эта связь между заклинанием и перестановкой букв иудейского тетраграмматона очередным посланием от Абена Баруэля? Рафаэль более или менее понимал, с какими людьми свела его судьба: Сарраг с его восточной хитростью и высокомерием, Эзра, обладающей свойственной его возрасту мудростью, но вполне способный сыпать самыми жуткими проклятиями. Но он сам, Рафаэль, кто он? Юность? Импульсивность? Вера в чистом виде? Когда Эзра спросил, почему он вступил в орден, Рафаэль с трудом сумел сдержаться. Может, у старого раввина есть шестое чувство? Или он умеет читать души? Не был ли ваш поступок инспирирован не столь возвышенными мотивами? Почему он это спросил?

В памяти Рафаэля приоткрылись дверцы, выпустив на свободу потоки воспоминаний. Весьма болезненных. Раны, которые никогда не заживают. Когда же он наконец сможет снова верить словам, безболезненно слушать клятвы, которые потом нарушаются, снова видеть эти жесты, о которых думал, что они день за днем навечно формируют узы плоти?