Жильбер Синуэ - Сапфировая скрижаль

— Мы вас слушаем. Сначала расскажите нам о книге. Если я правильно прочитал название, это какой-то труд Пифагора?

— «Музыка сфер», верно. Кстати, это единственный известный труд этого грека. Никаких других письменных работ он нам не оставил. Если бы не его ученики и работа Евклида по знаменитой теореме, то можно было бы даже усомниться в подлинности сделанных Пифагором открытий. Один преподаватель, которого я долго расспрашивал о Пифагоре, выдал мне эти сведения и поведал о существовании данного труда в университетской библиотеке. И с этого момента я был совершенно уверен, что именно там мы и найдем очередную подсказку.

— Но почему тогда не изучить повнимательней эту «Музыку сфер»? — удивилась Мануэла.

— Потому что мы нашли все, что Баруэль хотел, чтобы мы нашли. Это там, и в этом числе можно найти супруга Феано. Я считаю, что «это там» означает «в библиотеке». И «в этом числе» указывает на номер страницы, где спрятана партитура.

— То есть?

— Четвертая страница. Четыре, четыре реки, упомянутые в Чертоге: Фисон, Гихон, Тигр и Евфрат.

— С некоторой грустью я вынужден признать, что в данном случае вы проявили незаурядные дедуктивные способности, — вздохнул Эзра.

— А почему с грустью? — изумился Сарраг.

— А что вы хотите? — с деланно чопорным видом произнес раввин. — Никоим образом не выношу мысли, что я не так уж необходим.

Варгас все это время изучал листок с музыкальными строчками. Судя по огорченному выражению лица, он явно ни до чего путного не додумался.

— Кто-нибудь из вас разбирается в музыке? — не очень уверенно спросил он.

— Я немножко, — сообщила Мануэла. Францисканец передал ей листок.

— Не можете ли вы сказать, нет ли тут чего-нибудь необычного?

Молодая женщина некоторое время рассматривала ноты.

— Ничего, увы. Если не считать, что мелодия несложная, чтобы не сказать простенькая.

Она вполголоса принялась напевать. Это был речитатив, медленный и мрачный, идущий то вверх, то вниз, до самых низких нот.

— Баруэль-каббалист и Баруэль-музыкант в одном лице, — иронично заметил Эзра. — Решительно не понимаю, каким образом эта мрачная мелодия может указать нам место, где спрятан третий треугольник. А что это за текст? «Слава и позор под саркофагом епископа». Какая слава? Какой позор? Какой епископ? Конечно, некоторые каббалисты, Абулафия, к примеру, не единожды пытались использовать музыку как подспорье, способное ввести их в пророческий транс. Но я сомневаюсь, что Баруэль пытается подтолкнуть нас в этом направлении. Это было бы сущим безумием!

— Музыка? — удивился Варгас. — Как подспорье в достижении пророческого транса?

— Это настолько сложно, что мне затруднительно будет объяснить вам то, что я сам с трудом понял. Согласно Абулафие и другим каббалистам, есть прямая связь между некоей музыкальной наукой — ныне утраченной — и прорицанием. В таких повествованиях, как «Sod ha-shalshelet», музыка характеризуется как дисциплина, законы которой были некогда известны первосвященникам. Она может привести к мистическому слиянию и напрямую связана с тем, каким образом проговаривается тетраграмматон. Вроде бы эта тайная наука была известна в кругу Авраама Абулафии, поскольку он достаточно ясно описывает ее принцип. Это комбинирование букв и способ их произношения. Он часто сравнивает человеческое тело с музыкальным инструментом, поскольку, по его словам, в нем есть углубления и дырки, способные издавать звук при дыхании. Слова, связанные в песню, исполненные и хранящиеся в памяти человека, вызывают появление божественного, движение Святого Духа, который входит в человека и выходит из него, даруя тому, кто умеет управлять этим процессом, способность читать будущее. — Он машинально потер пальцы и продолжил: — Да, знаю… Все это довольно туманно. Позвольте мне подвести итог, приведя высказывание ребе Исайи бен Иосифа. Он сказал вот что: «Знай, что пророк, желающий пророчествовать, должен сначала стать отшельником на неопределенный период и совершать омовения. А потом он пойдет в подходящее для него место и призовет музыкантов, играющих на разных инструментах, которые будут играть для него и будут петь для него духовные песнопения, и он склонится над страницами книги, недоступной его пониманию». — Эзра замолчал. На лице его появилась загадочная улыбка. — Так что нам не остается ничего другого, как позвать музыкантов!

Вокруг, не обращая на их четверку никакого внимания, сновали студенты, смеющиеся или серьезные. Миру были глубоко безразличны изыскания этих четверых и их затруднения. Солнце освещало красноватые дома, заливая своими лучами зубцы и крыши, над которыми возвышались колокольни.