Владимир Романовский - Средневековый детектив

– Не знаю. Не задерживай меня. У меня много дел по дому.

– Ты подожди…

Но дверь перед Детином закрылась.

Детину хотелось есть. Он не помнил, просил ли он милостыню во время своего путешествия. Может и просил. Он прошел несколько кварталов, остановился на людной улице, посмотрел на прохожих, и вытянул руку вперед, ладонью вверх. Его никто не узнавал. Вскоре какая-то женщина, одетая небедно, положила ему в ладонь слегка брезгливым жестом три сапы, стараясь при этом не коснуться пальцами грязной кожи Детина. Детин некоторое время тупо разглядывал монеты. Он не помнил, что, где и сколько на них можно купить. Он поводил головой, понюхал воздух, и двинулся не зная точно куда, а на самом деле – к торгу. Вышел он к торгу окольным путем, и сразу оказался у овощной лавки. Показав Бове-огуречнику монеты, он спросил, —

– Сколько огурцов ты мне дашь?

Бова с синяком под глазом брезгливо поморщился и протянул Детину огурец.

– Деньги эти оставь себе, – сказал он. – И иди отсюда. Ты бы помылся. Пахнет от тебя нещунственно.

– Но я хочу заплатить, – возразил Детин.

– Да я не хочу взять, – отрезал Бова. – Если б не знал точно, что не отвяжешься, и огурца бы не дал. Иди, пока цел.

Детин посмотрел на соседнюю лавицу – там стояла и брезгливо смотрела на него молочница, счастливо пережившая роковой полдень неделю назад. Она сразу отвела глаза, боясь, что он сейчас у нее что-нибудь попросит.

Детин пошел прочь. Походив по городу он, сам не зная каким образом, оказался возле дома Бескана, купца, с которым некогда имел много общих дел. Он помнил дом, и помнил, что в доме живет человек, которого он знает. Он долго стоял перед домом, не решаясь постучаться, и в конце концов Бескан сам вышел в палисадник.

– Здравствуй, – сказал Детин, узнав Бескана.

– Здравствуй. Я сейчас очень занят. Я вижу, ты в бедственном положении. Приди через две недели, у меня будут свободные деньги, и я смогу тебе помочь.

– Дай мне денег сейчас.

– Сейчас не могу.

– Не можешь?

– Нет.

Детин попытался вспомнить, как зовут собеседника, и не вспомнил. Немного помявшись, Бескан сказал, —

– У нас с тобою были дела, Детин, но больше нет.

Давеча он заключил купеческую сделку с сыном Детина, который уверял, что отец больше не вернется. Голые уверения Бескана не убедили бы, но Нестич представил грамоты, подписанные тиуном. Состояние Детина перешло к Нестичу. И Бескан согласился.

– Мне бы поесть только, – сказал Детин.

– Не могу. Я сейчас уезжаю. Очень срочное дело. Совершенно нет времени. Приходи позже.

И Бескан ушел обратно в дом.

Близился вечер, и Детин, еще походив по городу, вернулся к торгу. На самом торге народу поубавилось, зато на вечевой площади была толпа. Ожидалось выступление Валко-поляка, сочинившего новую небывалую былину. Сам Валко-поляк вскоре прибыл со странной формы гуслями, забрался на помост, присел там, и провел рукой по струнам. Запели гусли, и вокруг притихли.

– Это не былина, а песнь, а может, песнь-былина, – компанейским тоном объявил Валко-поляк, и слушающие стали благоговейно повторять друг другу – «песнь-былина». Валко запел —

По толпе прокатился смешок. Людям понравилось, что они поняли намек. Имелся в виду, конечно же, Новгород, потому что именно Новгород стоит на реке, и именно в Новгороде холмы пологи, а человеки пьют крепленый свир, особенно под вечер. Закончив преамбулу в скоморошеском ключе, Валко перешел на стандартный былинный размер, а исполнять былины он был большой мастер —

И много неприглядного увидел зяблик в этом городе. Но самые неприглядные были ратники и тиуны, а служили они злому волшебнику, сидящему на вершине пологого бугорка. Новгородцы стали переглядываться с опаской и смеяться нервно. Затем зяблик увидел совершенное безобразие – как какие-то люди, не умеющие говорить на прекраснозвучном наречии города и одевающиеся в длинное и черное, отбирают у горожан последний кусок прогорклого хлеба, а сами едят стегуны под рустом, запивая алой заморской влагой. И стало зяблику страшно и противно, и улетел он обратно в лес.